Возврат на главную страницу

С сайта www.i-u.ru :

Ирина Витальевна Лысак

Человек - разрушитель: деструктивная деятельность человека как социокультурный феномен

Год издания 1999

Человек - разрушитель: деструктивная деятельность человека как социокультурный феномен Самое большое чудо - это всего лишь человек: он может, применив усилия, быть Богом или дьяволом.

Ангелус Силезиус

В душах большинства людей есть врожденное зло, величайшее из всех зол; каждый извиняет его в себе и вовсе не думает его избежать.

Платон

Введение

Глубокие социальные изменения, происходящие в мире на рубеже ХХ-ХХ1 веков, заставляют по-новому взглянуть на ряд феноменов, исследованию которых ранее уделялось недостаточно внимания. Один из них - деструктивная деятельность человека. Разрушительная сторона человеческой природы особенно ярко проявилась в ХХ веке: массовые убийства, революции, войны, многочисленные террористические акты. Из средств массовой информации мы ежедневно узнаем о совершающихся даже в самых благополучных странах насильственных преступлениях. Никакие моральные, религиозные, правовые нормы не в состоянии предотвратить деструкцию. Даже самые комфортные условия существования не приводят к снижению деструктивности, причем она проявляется не только в отношении людей друг к другу - и природная среда, и памятники культуры, и простейшие предметы подвергаются бессмысленному разрушению. Учитывая современный уровень развития техники и технологии, деструктивная деятельность в настоящее время представляет реальную угрозу не только для отдельных социальных групп, но и для всего человечества.

Для сегодняшней России данная проблема особо актуальна, так как в стране отсутствует объединяющая людей идеология, практически не существует общепринятой системы ценностей, которые сдерживали бы разрушительные тенденции, заложенные в природе человека. Кроме того, ухудшение общей социально-экономической обстановки в нашей стране, рост безработицы, социальная незащищенность людей, их разочарование в жизни, связанное с отсутствием перспектив, способствуют росту деструкции. Необходимость в исследовании назрела еще и потому, что в период становления постиндустриального общества значительно возрастает степень влияния индивида на социум, а следовательно, последствия деструктивной деятельности могут быть совершенно непредсказуемыми.

Следует отметить, что феномен деструктивной деятельности практически не исследован в науке. Даже сами понятия "деструкция", "деструктивность", "деструктивная деятельность" отсутствуют в большинстве словарей, а если и встречаются, то их трактовка заканчивается простым переводом слова. Так, например, в "Советском энциклопедическом словаре" деструкция трактуется как "нарушение, разрушение нормальной структуры чего-либо" [1]. Хотя наличие в природе человека разрушительного начала констатировалось многими исследователями, собственно этой теме посвящена лишь одна масштабная работа - книга Э. Фромма "Анатомия человеческой деструктивности" [2]. Меж тем, внимание многих ученых привлекали частные проявления деструкции, каковыми являются убийство, самоубийство, террористическая деятельность. А ведь эти явления имеют во многом общие основания, которые необходимо выяснить. Кроме того, отдельные проявления деструктивной деятельности изучались, как правило, узкими специалистами: биологами, генетиками, психологами, сексопатологами, историками, юристами. А как известно, только целостное изучение феномена, с привлечением данных, полученных узкими специалистами, позволяет постичь его сущность. Итак, недостаточная разработанность проблемы деструкции, в целом, и деструктивной деятельности человека, в частности, отсутствие однозначных трактовок самих терминов свидетельствуют о необходимости проведения исследования. Только глубокое изучение данной темы, анализ оснований деструктивной деятельности и особенностей ее проявления в обществах различного типа, обобщение накопленного в мире опыта решения проблемы деструктивности, возможно, позволит выработать социокультурные механизмы, сдерживающие разрушительные начала природы человека и переориентировать деструктивные тенденции в другие сферы деятельности.

В данной работе предпринята попытка анализа деструктивной деятельности человека как социокультурного феномена. В частности, в исследовании раскрываются ее биологические, нейрофизиологические, психические, социальные и культурные основания. В работе показано, что деструктивная деятельность - это целостный феномен, объяснить который можно лишь исходя из природы человека, являющейся единством порядка и хаоса.

Итак, под деструктивной деятельностью мы будем понимать специфически человеческую форму активного отношения к миру, основное содержание которой составляет разрушение существующих объектов и систем. Деструктивная деятельность может быть направлена человеком как во вне - на других людей или на общество в целом, на природную среду, архитектурные памятники, различные предметы - так и обращена на самого себя (разрушение личности, суицид). Деструкция является проявлением хаоса, неизбежно присутствующего в самой природе человека, и может являться как конечной целью деятельности, так и сопутствовать деятельности, имеющей созидательную цель.

Глава 1

Биопсихические основания деструктивной деятельности человека

Понять сущность деструктивной деятельности человека невозможно без анализа ее биологических, нейрофизиологических и психических оснований. Важно выяснить, является ли деструктивность чисто человеческим феноменом или проявляется и у других живых существ. Необходимо также определить, детерминирована ли деструктивная деятельность генетически; выделить, какое влияние на нее оказывают особенности гормональной и нервной системы; рассмотреть, какие психические особенности обусловливают проявление деструкции.

Сложность анализа биологических и нейрофизиологических оснований деструктивной деятельности связана с отсутствием прикладных исследований в этой области, поэтому при рассмотрении данного вопроса используются данные исследований агрессивности человека и животных, а также групп убийц и лиц, совершивших самоубийства или предпринявших такую попытку.

Анализ работ, посвященных исследованию поведения животных [1], показывает, что некоторые аналоги деструктивной деятельности человека имеются в животном мире, но в целом деструктивность не характерна для других живых существ. У подавляющего большинства представителей животного мира популяционный инстинкт препятствует уничтожению особей своего вида. Межвидовую борьбу животных нельзя считать деструкцией, так как она служит сохранению вида. Внутривидовая агрессия (борьба между представителями одного вида) также выполняет видосохраняющие функции. Она способствует расселению животных на широком географическом пространстве, что обеспечивает максимальную утилизацию имеющихся пищевых ресурсов. Кроме того, агрессия помогает улучшить генетический фонд вида за счет того, что оставить потомство сумеют только наиболее сильные и энергичные индивидуумы. Наконец, сильные животные лучше защищаются и обеспечивают выживание своего потомства [2]. В отличие от внутривидовой агрессии деструктивная деятельность не выполняет функций сохранения вида. У животных явления, напоминающие деструктивную деятельность, крайне редки и наблюдаются в основном у насекомых. Так, пчелы, муравьи, термиты знают членов своей колонии по запаху и убивают любого вторгшегося к ним "инородца" [3 ]. У высокоорганизованных животных отношение к чужакам становится терпимее. У них иерархические и территориальные проблемы обычно решаются с помощью ритуальных боев и демонстрационного поведения. Так, у морских слонов поединки происходят тогда, когда чужак нападает на доминирующего самца. В этом случае противники мощными передними клыками наносят друг другу удары в шею, и у старых животных шея часто покрыта огромными шрамами. Но по-настоящему серьезные ранения весьма редки, так как драки очень быстро заканчиваются, а побежденного преследуют только до границы территории. У моржей и морских львов, сражающихся за территорию, бои бывают яростными, но также непродолжительными [4 ]. Причем, как указывает К. Лоренц, чем больше возможностей имеется у животных для нанесения серьезных повреждений особям своего вида, тем сильнее развита у них способность сдерживать свои деструктивные стремления [5 ].

Аналог деструктивной деятельности мы можем наблюдать лишь у крыс и некоторых видов приматов. Только у них наблюдается организованная коллективная борьба одного сообщества против другого. Крысы живут гигантскими семьями, которым свойствен общий запах. Это стало известно только в 1950г., благодаря исследованиям Ф. Штейнигера и И. Эйбль-Эйбесфельдта. По отношению к членам своего сообщества крысы очень миролюбивы, однако к чужакам они проявляют крайнюю враждебность [6 ]. Ф. Штейнингер, описывая поведение крыс, отмечает, что по отношению к представителям другого сообщества они ведут себя как профессиональные убийцы. "Они медленно подкрадываются, - пишет он, - затем внезапно прыгают и наносят ничего не подозревающей жертве, которая, например, ест у кормушки, укус в шею сбоку, весьма часто задевающий сонную артерию. По большей части схватка длится считанные секунды. Чаще всего смертельно укушенное животное гибнет от многочисленных кровоизлияний, которые обнаруживаются под кожей или в полостях тела" [7 ]. К. Лоренц приходит к выводу, что борьба между кланами крыс не выполняет видосохраняющих функций внутривидовой агрессии. Эта борьба не служит ни пространственному распределению, ни отбору сильнейших защитников семьи [8 ]. Как видим, борьба между сообществами крыс представляет собой качественно иное, отличное от внутривидовой агрессии явление, наиболее приближенное к деструктивной деятельности. Нечто подобное наблюдается и у некоторых видов приматов. Так, М.Л. Бутовская отмечает, что у шимпанзе самцы предрасположены к тому, чтобы объединяться в группировки и совершать набеги на соседние территории, убивая соперников (самцов) [9 ]. Причем шимпанзе убивают лишь представителей иного сообщества, не причиняя вреда членам своего общности [10 ]. Возможно, такое поведение представляет собой прообраз войн, которые ведут между собой люди.

Итак, у большинства животных, за исключением общественных насекомых, крыс и шимпанзе, популяционный инстинкт запрещает уничтожение себе подобных. Причем у животных, которые в состоянии легко убить существо примерно таких же размеров , как они сами (например, ворон, волк, тигр), существуют сильные тормозящие механизмы, предотвращающие деструкцию, направленную на представителей своего вида. Однако при перенаселении популяционный инстинкт ослабевает. Р. Шовен, О. Меннинг и другие исследователи отмечают, что в этом случае усиливается внутривидовая конкуренция, регулирующая численность популяции [11]. Если размеры популяции превышают ресурсы среды, крупные млекопитающие ведут настоящие драки с серьезными ранениями, приводящими к гибели потерпевшего поражение. Так, Верхейн наблюдал случаи драки со смертельным исходом у гиппопотамов на реке Семлики, где он насчитал 2087 животных на 32 км речного берега, то есть одн iai бегемота на каждые 15 м [12 ]. Аналогичные способы регуляции численности своей группы наблюдаются и у первобытных людей. Так, у многих народов, находящихся на крайне низкой ступени развития, средством регулирования численности своей социальной группы служило убийство детей и стариков. Это подтверждается многочисленными этнографическими наблюдениями. Так, австралийские аборигены во время голода или засухи убивали новорожденных младенцев и бросали в пустынях стариков, обрекая их на верную смерть [13 ]. В других регионах земного шара инфантицид практиковался более широко. По сообщению Д. Фрезера, полинезийцы из года в год убивали 2/3 своих детей. Воинственные ангольские йаги, чтобы не обременять женщин в походных условиях, умерщвляли всех детей, без исключения, а южно -американские мбайа - всех, кроме последнего или того, которого считали последним [14 ]. Однако на этом сходство в поведении людей и других высших млекопитающих, пожалуй, заканчивается. Только люди способны не просто убивать представителей своего вида, но и употреблять их мясо. У теплокровных позвоночных, констатирует К. Лоренц, каннибализм наблюдается крайне редко. Мясо своего вида кажется им невкусным. Это обнаружили многие полярники при попытках скормить мясо умерших или забитых по необходимости собак оставшимся в живых [15 ]. У человекообразных обезьян склонность пожирать представителей собственного вида не имеет места вообще [16].

Подведем некоторые итоги. Как было показано выше, стремление к уничтожению особей своего вида у животных сильно подавлено, чему способствует популяционный инстинкт. Как правило, высокоорганизованные животные решают возникающие у них иерархические и территориальные проблемы с помощью ритуальных боев или демонстрационного поведения. Территориальные животные ведут кровавые драки с представителями своего вида лишь в случаях, когда размеры популяции существенно превышают пищевые ресурсы окружающей среды. Аналог деструктивной деятельности мы можем наблюдать лишь у некоторых видов насекомых (муравьев, пчел), которые уничтожают представителей других колоний, вторгшихся к ним , а также у крыс и шимпанзе, ведущих организованную борьбу одного сообщества против другого.

Рассмотрев особенности поведения животных, обратимся к анализу нейрофизиологических оснований деструктивной деятельности человека. Анализ литературы показывает, что она обусловлена особенностями протекания нейродинамических процессов, свойствами эндокринной системы, а также рядом генетических факторов. Проанализируем некоторые из них.

Существенное влияние на осуществление деструктивной деятельности оказывают два основных образования головного мозга: лимбическая система, состоящая из разнообразных структур, функция которых заключается в контролировании основных влечений и эмоций, и кора головного мозга, ответственная за целый комплекс когнитивных функций, которые имеют существенное значение в процессах научения, прогнозирования последствий и выбора реакции. Вполне возможно, что повреждения лобной доли коры головного мозга приводят к усилению реакции человека на мгновенные воздействия окружающей среды. В этом случае обыкновенные раздражители вызывают неадекватные реакции. Лица, имеющие повреждения лобной доли неокортеса, скорее всего, будут реагировать на провокацию импульсивно и агрессивно, а также проявлять раздражительность и дурное настроение [17 ]. Американские ученые Брайэн, Скотт, Голден и Тори сообщают, что заключенные, у которых диагностировались повреждения мозга, были более склонны к совершению преступлений с применением насилия, нежели те, у кого таких повреждений не было [18 ]. В.П. Эфроимсон приводит данные, позволяющие сделать вывод, что часто причиной деструктивных действий являются наследственные, травматические и алкоголические выключения задерживающих центров головного мозга [19 ]. Обследование группы немотивированных убийц, проведенное в Англии Д. Уайльдом и Д. Пондом, показало, что большинство из них имели аномальную электроэнцефалограмму (ЭЭГ). Аномальные ЭЭГ обнаружились почти у двух третей убийц в возрасте до 30 лет. Давно известно, что немотивированные вспышки бешенства характерны для височной эпилепсии. Так, Г. Гасто указывает на то, что вспышки параксизмального бешенства, часто по самым ничтожным поводам, обнаруживаются почти у 50% больных височной эпилепсией. Iн описывает поведение Дженни, ставшей к 14 годам двойной убийцей. Первый раз пришла в ярость по ничтожному поводу. Она переломала мебель и перебила окна в своей комнате, и ее пришлось успокаивать при помощи полиции. Вскоре она задушила свою маленькую постоянно плачущую сводную сестру и убежала, а позднее призналась психиатру, что убила и другую сводную сестру, считавшуюся умершей от воспаления легких. Обследование выявило у нее локальное эпилептическое поражение височной доли мозга. Чарльз Уитмен, забравшись с винтовкой на башню Техасского университета, обстрелял оттуда 41 человека и убил 17. При вскрытии у него обнаружилась злокачественная опухоль мозга. Ричард Спек при особо зверских обстоятельствах убил 8 студенток-медиков в чикагском общежитии. У него также были признаки серьезного поражения мозга. Таким образом, люди с синдромом дисконтроля, вызванным поражением головного мозга, склонны к деструктивным действиям и представляют опасность для общества.

В последние годы в печати появляются сведения о влиянии белкового фермента моноаминооксидаза (МАО) на формирование деструктивной деятельности [20 ]. Этот фермент ответственен за разрушение молекул нейромедиаторов, действующих на нервные клетки тормозящим или угнетающим образом. В норме нейромедиаторы (ацетилхолин, норадреналин, серотонин, гамма-аминомасляная кислота) оказывают влияние на нейрон непродолжительное время. Ферментмоноаминооксидаза словно освобождает пространство для прохождения нового импульса. Снижение уровня МАО в мозгу приводит к накоплению нейромедиаторов и перевозбуждению мозга. Именно дефект в гене МАО может способствовать деструктивному поведению [21 ]. Это подтверждается и другими исследованиями. Так, И.М. Кветной указывает, что у больных депрессиями, покончивших жизнь самоубийством, содержание серотонина в мозге было значительно ниже, чем у людей, умерших при других обстоятельствах [22 ]. Зависимость между склонностью к деструкции и уровнем серотонина подтверждают и экспериментальные исследования животных. Так, Т. Бахур приводит данные, что у крыс с повышенной активностью, агрессивностью отмечается более низкий уровень общего содержания в мозгу серотонина. В других исследованиях у мышей, отличающихся особой агрессивностью, было обнаружено низкое содержание серотонина в переднем мозге и повышенное норадреналина в стволовых его отделах [23 ]. Таким образом, концентрация серотонина в ткани мозга человека оказывает определенное влияние на деструктивную деятельность.

Возможно, имеется определенная связь между особенностями гормональной системы человека и его склонностью к деструктивной деятельности. Как справедливо отмечает Э. Берн, мы не вправе считать гормоны, вырабатываемые железами внутренней секреции, "...источником энергии и стремлений к созиданию или уничтожению; действительное их назначение в том, что они придают этим стремлениям добавочный пыл, а для осуществления их высвобождают дополнительную энергию" [24]. Высказываются предположения, что тестостерон должен иметь прямое отношение к деструктивности [25 ]. В какой-то мере это подтверждается наблюдениями этнологов. Так, мужчины индейского племени яномаме, живущие в сельве Бразилии и Венесуэлы, чрезвычайно воинственны, между их деревнями постоянно ведутся разрушительные войны. При этом характерно, что мужчины-убийцы яномаме имеют в среднем в два с половиной раза больше жен и в три раза детей, чем более спокойные мужчины [26 ]. Даббс и Моррис, проанализировав личные дела 4 тысяч ветеранов войны, также пришли к выводу о наличии связи между уровнем тестостерона и склонностью к антиобщественному поведению, к насильственным действиям [27 ]. Однако связь между уровнем гормонов и деструктивностью не является прямой, то есть тестостерон может влиять на другие индивидуальные факторы, что, в свою очередь, способствует совершению деструктивных действий. Например, многие исследователи (Христиансен и Кнуссмэн, Эренкранц, Блисс, Шеард и др.) обратили внимание на то, что тестостерон имеет отношение к таким личностным и поведенческим характеристикам как стремление к эпатажу, доминированию или самовыражению [28]. Если связь между уровнем тестостерона и деструктивным поведением и существует, то она весьма незначительна. Скорее всего, для того, чтобы способствовать повышению деструктивности, гормоны должны вступить во взаимодействие с социальными факторами. Р. Болтон и Д. Уилдер приходят к выводу, что одним из биохимических стимуляторов деструктивного поведения является гипогликемия [29 ]. Д. Уилдер указывает, что в состоянии гипогликемии совершались попытки самоубийства, убийства, злостное разрушение чужой собственности, поджоги [30 ].

Также рядом исследователей высказываются предположения, что склонность к деструктивной деятельности сильнее выражена у людей с кариотипом (совокупность морфологических признаков хромосом) Х YY. Для таких лиц характерно проявление чрезмерной агрессии, внезапных вспышек насилия, а также задержки в умственном развитии. Имеются данные, что среди преступников, совершивших насильственные преступления, хромосомный тип XYY встречается значительно чаще, чем среди индивидов, представляющих другие группы населения. Так, В.П. Эфроимсон отмечает, что среди преступников эффект лишней Y-хромосомы встречался в 10 раз чаще, чем у людей в среднем [31 ]. Р. Бэрон и Д. Ричардсон приводят данные, что если среди новорожденных и взрослых представителей мужского пола эта аномалия встречается приблизительно один раз на 1 тысячу, то среди заключенных она проявляется в 15 раз чаще [32 ]. Однако другие исследователи такого мнения не разделяют. Например, А. Бандура указывает, что большая, по сравнению с лицами XY, склонность лиц XY Y к насилию, скорее всего, имеет социальную, а не физическую основу. Так, будучи физически более развитыми по сравнению со своими сверстниками, такие лица могут подружиться с людьми старшего возраста и, таким образом, на ранней стадии своего развития попасть под влияние преступных, склонных к насилию типов. Кроме того, имея высокий рост, они зачастую получают преимущество при своих агрессивных выпадах против окружающих и поэтому быстро усваивают агрессивную манеру поведения [33 ]. Американский ученый Уиткин и его коллеги в результате проведенного исследования пришли к выводу, что лица с хромосомным набором XYY преобладают среди осужденных преступников потому, что интеллектуально они менее развиты, и поэтому их легче арестовать и отдать под суд [34 ]. Таким образом, данные о влиянии набора половых хромосом на деструктивное поведение человека достаточно противоречивы и нуждаются в дальнейшей проверке.

Итак, несмотря на то, что в некоторых случаях действительно можно говорить о наследуемой склонности к деструктивной деятельности, это отнюдь не означает, что деструктивность как таковая просто передается из поколения в поколение. Различные структуры нервной системы и протекающие в них процессы оказывают серьезное влияние на поведение человека, поэтому повреждения головного мозга достаточно часто являются причиной деструктивных действий. На склонность к разрушению влияют концентрация серотонина в ткани мозга, гипогликемия. Половые гормоны, особенно тестостерон, также некоторым образом связаны с деструктивной деятельностью. Однако специальные исследования показали, что степень их влияния довольно ограничена. Существует и определенная генетическая предрасположенность к деструктивной деятельности, в частности, дефект в гене МАО и наличие лишней Y-хромосомы. Однако данные о влиянии нейрофизиологических факторов на деструктивную деятельность человека достаточно спорны и нуждаются в дальнейшей экспериментальной проверке. Мы ни в коей мере не можем сводить основания деструктивной деятельности только к биологии и физиологии. Анализируя деструктивную деятельность человека, всегда нужно иметь в виду, что нейрофизиологические процессы протекают в социокультурном контексте. Таким образом, деструкция скорее биологически потенциальна, а не биологически детерминирована.

Проанализировав биологические и нейрофизиологические основания деструктивной деятельности человека, приступим к рассмотрению ее психических оснований. Ввиду того, что психика человека дуальна и слагается из животной психики и психики социальной, можно утверждать, что психология как научная дисциплина является связующим звеном между естествознанием и обществознанием. Отсюда и угол рассмотрения биоспихических, нейрофизиологических оснований деструктивной деятельности человека в социокультурном контексте. На психическом уровне основанием деструктивной деятельности человека являются, прежде всего, неудовлетворенные потребности. Теория потребностей достаточно детально разработана американским ученым А. Маслоу. Изложим ее суть.

В своих работах А. Маслоу строит следующую иерархию потребностей - на низшую ступень он ставит физиологические потребности (голод, жажду и т.п.). Если они постоянно удовлетворяются, то перестают служить активной детерминантой поведения, начинают существовать только в потенциальной форме, так как в индивидуальной мотивационной динамике преобладают и определяют поведение только неудовлетворенные потребности. Когда физиологические нужды полностью удовлетворены, в структуре мотивации начинает доминировать потребность в безопасности, в защищенности. Далее следует стремление принадлежать к социальной группе и занимать в ней определенное место, потребность в привязанности, внимании и любви со стороны окружающих. Следующая группа потребностей - это стремление к достижению высокой самооценки и потребность в уважении со стороны других. Согласно А. Маслоу, необходимость в уважении может проявляться на двух уровнях желаний: достичь уверенности, независимости и свободы; быть уважаемым, признанным и высоко ценимым другими людьми, то есть обладать хорошей репутацией, престижем и иметь достаточно высокий общественный статус [35]. И, наконец, будучи достаточно удовлетворены в основных потребностях, люди мотивируют свои действия "...тенденциями к самоактуализации, определяемой как актуализация потенциалов, способностей и талантов, как выполнение миссии (зова судьбы, предназначения или призвания), как более полное знание и принятие личностью собственной внутренней природы, как непрекращающаяся тяга к единству, интеграции или синергии внутри личности" [36 ]. О потребности к самоактуализации А. Маслоу говорит так: "Люди должны быть тем, кем они могут быть. Они должны быть верны своей природе" [37 ]. Если человек не может удовлетворить свои фундаментальные (по терминологии А. Маслоу - "базальные") потребности, то у него возникает чувство неполноценности, приводящее в действие компенсаторные механизмы. Часто в качестве такого механизма выступают деструктивные действия. Итак, по А. Маслоу, разрушительные силы в людях являются результатом фрустрации основных потребностей.

О значимости потребности в раскрытии творческого потенциала, в самореализации пишут и другие психологи. А. Адлер указывает, что фундаментальным законом человеческой жизни является стремление к превосходству [38 ]. Причем оно может принимать как деструктивное, так и конструктивное направление. Деструктивное направление обнаруживается у людей со слабой способностью к адаптации, у тех, кто борется за превосходство посредством эгоистического поведения и озабочен достижением личной славы за счет других. Хорошо приспосабливающиеся люди, наоборот, проявляют свое стремление к превосходству в конструктивном направлении, чтобы оно соотносилось с благополучием других людей [39]. К. Роджерс выдвинул гипотезу о том, что все поведение вдохновляется и регулируется неким объединяющим мотивом, который он назвал тенденцией актуализации. Она представляет собой "свойственную организму тенденцию развивать все свои способности, чтобы сохранять и развивать личность" [40 ]. Таким образом, ведущими мотивами, побуждающим человека к деятельности (как к конструктивной, так и к деструктивной) являются его фундаментальные потребности в безопасности, уважении, признании и, наконец, в самоутверждении, самореализации, раскрытии своего творческого потенциала. Как указывают Е.П. Никитин и Н.Е. Харламенкова, самоутверждение, самореализация пронизывают всю нашу жизнь. Это очень мощная сила, которая может действовать по-разному. "Она может творить, создавать человека, вознося его чуть ли не до божественных высот, а может и разрушать его, полностью лишать человеческого облика, низвергать в бездны звериного" [41].

Как правило, реализация себя связана с множеством препятствий и требует не только особых личностных качеств (силы воли, целеустремленности, энергичности, работоспособности, увлеченности), но и определенных социальных условий, которые сделали бы самоактуализацию возможной. Когда на пути реализации своих возможностей индивид встречает препятствия, воспринимаемые им как непреодолимые, это порождает состояние фрустрации. Если фрустрационные ситуации повторяются достаточно часто, у человека может развиться комплекс неполноценности (открыт А. Адлером). Как показывают исследования отечественного психолога Ю.М. Антоняна, деструктивная деятельность практически всегда возникает в случае длительной фрустрации или является следствием формирования комплекса неполноценности [42]. Деструктивные действия, вызванные состоянием фрустрации, могут носить экстрапунитивный характер - быть направлены на других людей (в том числе и совершенно незнакомы, не имеющих никакого отношения к фрустрирующей ситуации), на отдельные предметы или целые социальные структуры; или интропунитивный характер - в этом случае субъект признает, что он сам является причиной фрустрации и возможным выходом из травмирующей ситуации становится саморазрушение (алкоголизм, наркомания, суицид).

Очевидно, что не каждый человек, несумевший самоутвердиться, реализовать себя и находящийся в состоянии фрустрации, совершает деструктивные действия. Люди, склонные к деструкции, обладают рядом особенностей. Если использовать типологию личностей К. Леонгарда [43], то обнаружится, что деструктивные действия обычно совершаются так называемыми "застревающими личностями". Это люди, для которых характерна патологическая стойкость аффекта. Таким лицам свойственны болезненная обидчивость, злопамятность, мстительность. Оскорбление личных интересов, как правило, никогда не забывается "застревающими личностями". Их называют чувствительными, легкоуязвимыми [44]. Также отличительная особенность лиц, склонных к деструкции, - высокая тревожность - склонность к переживанию тревоги, характеризующаяся низким порогом возникновения этой реакции. Такое переживание обычно заключается в недовольстве и внутреннем напряжении, неуверенности, беспокойстве, ощущении грозящей опасности. Высокая тревожность - это показатель субъективного неблагополучия личности. Окружающая среда часто ощущается лицами с высокой тревожностью как враждебная. В связи с этим у них затруднена правильная оценка ситуации, она легко меняется под влиянием аффекта. Причиной деструктивной деятельности у таких людей становится защита своего бытия от сознательно или бессознательно ощущаемой угрозы. Причем угроза может быть и мнимой, но ощущаться как реальная. Из-за наличия постоянного аффективного переживания, что менее достойные пользуются большими правами и возможностями, у "застревающих личностей" и лиц с высокой тревожностью может возникнуть потребность защищать свои права, и они начинают играть роль "борца за справедливость" [45]. Деструктивность таких личностей может быть направлена не только на отдельных лиц, но и на социум. Для них характерно стремление разрушить "несправедливое", с их точки зрения, общественное устройство, не созидая при этом ничего нового.

Таким образом, к деструктивной деятельности, как правило, склонны люди, которые не смогли удовлетворить свои фундаментальные потребности в привычной жизненной ситуации. Как отмечает Э. Фромм, деструктивность возникает тогда, когда человек "...не может творить, ... постоянно ощущает свою изолированность и никчемность"; именно в этом случае личность стремится "...самоутвердиться любой ценой, хотя бы ценой варварского разрушения" [46 ]. Деструкция - это попытка преодолеть свою ничтожность, осознание которой весьма травматично, желание утвердить себя, прежде всего в собственных глазах, преодолеть свою изолированность от общества и доказать свою значимость.

Все сказанное выше позволяет сделать вывод, что, хотя некоторые аналоги деструктивной деятельности и имеются в животном мире, в чистом виде деструктивность проявляется лишь у человека. В силу своей универсальности, обусловленной социальной деятельностью человек лишен механизмов торможения, имеющихся у животных. Так, у большинства животных популяционный инстинкт препятствует уничтожению особей своего вида. Межвидовую борьбу животных и внутривидовую агрессию мы не можем считать деструктивной деятельностью, так как они способствуют сохранению вида. Ее аналоги мы можем увидеть лишь у общественных насекомых, уничтожающих вторгшихся к ним представителей другого сообщества, а также у крыс и некоторых видов приматов, ведущих организованную борьбу между семьями и превращающихся при этом в настоящих убийц. Анализ нейрофизиологических оснований деструктивной деятельности показывает, что в отдельных случаях к деструкции приводят повреждения коры головного мозга. Склонность к разрушению проявляется у людей в случае пониженного содержания серотонина в ткани мозга, при гипогликемии, дефекте в гене МАО. Возможно, на деструктивную деятельность человека оказывают влияние лишняя Y-хромосома и повышенный уровень. Однако данные о влиянии нейрофизиологических факторов на деструктивную деятельность человека спорны и нуждаются в дальнейшей экспериментальной проверке. Особо следует остановиться на психических основаниях склонности человека к разрушению. К деструктивной деятельности склонны люди, которые не смогли удовлетворить свои фундаментальные потребности, прежде всего потребность в самоутверждении, в реализации своего творческого потенциала. Неудовлетворенность основных потребностей порождает у человека состояние фрустрации, высокую тревожность, утрату смысла жизни; и одним из возможных способов преодоления личностных проблем в такой ситуации может стать деструктивная деятельность. Разрушая, личность преодолевает свою ничтожность, изолированность от общества. В процессе деструктивной деятельности человек доказывает прежде всего самому себе свою значимость. Безусловно, биологические, нейрофизиологические и психологические основания проливают свет на деструктивную деятельность, однако не могут полностью объяснить данный феномен. При его анализе следует учитывать, что человек имеет многомерную природу, и, в отличие от других живых существ, физиологические и психические процессы протекают у него в социокультурном контексте. Потому лишь целостное изучение психофизиологических и социокультурных оснований позволит сформировать целостное представление о деструктивной деятельности человека. >

Глава 2

Социокультурные основания деструктивной деятельности человека

Особое место при анализе деструктивной деятельности занимают ее социокультурные основания. Ведь, как указывает Э.С. Маркарян, "человеческая деятельность - социальная по своей природе активность, программируемая и реализуемая с помощью механизмов культуры" [1 ]. В отличие от животных, человечество сформировалось в процессе не только биологической, но и социокультурной эволюции. Как отмечает финский ученый П. Кууси, именно "культурная эволюция - специфическая особенность человека, отличающая его от всех других видов живых существ" [2]. Не различаясь биологически, представители разных социальных групп отличаются друг от друга в культурном отношении. Именно это и обусловило значительную распространенность среди людей деструктивной деятельности, направленной, прежде всего, против тех, кто обладает иной культурной информацией. Так, П. Кууси считает, что война - характерное свойство культурной эволюции, "форма поведения, основанная на информационной схеме..." [3 ]. О значительной роли социокультурных факторов в становлении деструктивной деятельности пишет и Ю.М. Антонян. Он указывает, что именно культура "...постоянно поддерживает высокий уровень губительной разрушительности. Поэтому есть все основания думать, что существованием деструктивных порывов мы не в меньшей степени, а, возможно, и в большей, обязаны цивилизации" [4 ]. Итак, именно различия в накопленной разными группами культурной информации часто становятся причиной деструктивной деятельности человека.

Группы, обладающие различной культурной информацией, четко выделяются уже в первобытном обществе. Б.Ф. Поршнев отмечает, что самоназвание множества племен и народов в переводе означает просто "люди", тогда как представители другой общности считались "не совсем людьми". Именно в древности разграничиваются категории "мы" и "они", и только "мы" считались людьми в прямом смысле этого слова [5 ]. А.П. Назаретян показывает, что уже в мустьерскую эпоху четко прослеживается разница в отношении людей к "своим" и "чужим" [6 ]. В первобытной психике "они", "чужие" оценивались негативно и воспринимались как особи иного зоологического вида. "Чужие" - это те, кто, в зависимости от их силы, внушает либо страх, либо ненависть; те, кого следует либо избегать, либо уничтожать [7]. Признание членов "своей" общности истинными людьми, а "чужой" - "недочеловеками", порождает концепцию избранничества "нас", состоявшую в убежденности данной общности, что она в целом и каждый входящий в нее индивид в отдельности, избранны богом (или богами) и в силу этой богоизбранности занимают особое место по отношению к "ним", что очень ярко проявилось в зороастризме и йахвизме [8 ]. Итак, в древности люди были убеждены в том, что "они" представляют собой изначального и неизменного врага для "нас". И именно на "них", на "чужих", носителей другой культурной информации, чаще всего была направлена деструктивная деятельность. Так, например, у тунгусов каждый род отличался своей татуировкой лица и некоторыми особенностями оружия и утвари. Если им встречался человек с "чужой" татуировкой, то его убивали, и бросали труп на съедение диким зверям [9]. Путешественник Керр, описывая австралийцев, заметил, что у них всякая смерть соплеменника от болезни или несчастного случая непременно приписывается колдовству со стороны какого-нибудь враждебного или малоизвестного племени. В таких случаях после погребения умерших отряд людей, жаждущих крови, отправлялся в сторону, населенную незнакомыми племенами. Найдя группу, принадлежащую к враждебному или малоизвестному племени, они подползали ночью к их стойбищу и убивали спящих мужчин и детей: реальная вражда и воображаемый вред сплетались в одном отрицательном чувстве к чужакам [10]. Американский психиатр С. Марголин, изучавший индейцев племени юта, отмечает, что они достаточно часто совершают насильственные действия по отношению к чужакам или даже убивают их, однако по отношению к соплеменникам ведут себя очень дружелюбно. Согласно традиции, юта, убивший соплеменника, должен был покончить с собой [11 ]. Итак, деструктивные тенденции, присущие природе человека, начинают проявляться уже в первобытности и основываются, прежде всего, на различиях в культурной информации, которой владеют представители разных социальных групп.

Крайняя форма деструктивных действий, распространенная у первобытных народов, - каннибализм. Этот обычай подтверждается многими этнографическими свидетельствами. Английский ученый Л. Файсон так описывает каннибализм австралийских аборигенов: "Племена района Уайд-бей едят не только павших в битве врагов, но и своих убитых друзей и даже умерших естественной смертью, если только трупы находятся в хорошем состоянии. Предварительно они сдирают кожу и консервируют ее, натирая смесью жира и древесного угля" [12 ]. Н.Н. Миклухо-Маклай сообщал о нравах туземцев островов Адмиралтейства: "Людоедство - явление здесь очень нередкое. Туземцы предпочитают мясо людей свинине" [13 ]. Каннибализм как обычная практика был обнаружен этнографами в Африке, Южной и Северной Америке и других частях света. У животных, как было показано выше, явления, подобные каннибализму, не встречаются. Чем же вызвано его возникновение у людей? По мнению А.П. Скрипника, каннибализм развился из двух независимых источников:

неутолимой жажды мести, упоения властью над поверженным врагом;

периодического голода, вынуждавшего к поеданию трупов и убийству наиболее слабых сородичей.

В том и в другом случаях субъект оказывался в экстремальных условиях: либо располагая безграничной властью над другими, либо находясь на грани голодной смерти [14 ] . Антропологи выделяют эндоканнибализм - поедание сородичей; и экзоканнибализм - поедание членов чужой, чаще всего враждебной, группы [15 ] . Применительно к теме исследования нас интересует, прежде всего, экзоканнибализм, который, вероятно, основывается на информационной схеме и может быть понят лишь в определенном культурном контексте. Л. Каневский отмечает, что представители африканских племен ганавури, рукуба и калери поедали убитых ими врагов [16 ] . В некоторых тайных африканских обществах, например в "Общества леопарда" в Сьерра-Леоне, убийство и каннибализм считались необходимым условием принадлежности к группе [ 17 ] . Известный исследователь каннибализма Е. Волхард отмечает, что в древности он связывался с идеей достоинства, избранности и посвященности, свидетельствовал об абсолютной власти человека над человеком [18 ] . По мнению А.П. Скрипника, каннибализм представлял собой активное самоутверждение за счет другого человека [19 ] . Таким образом, экзоканнибализм представляет собой деструкцию, направленную на людей, принадлежащих к иной социокультурной общности. Кроме того, некоторые виды антропофагии закрепляли, освящали принадлежность к своей группе.

В глубокой древности сформировался и такой вид деструктивной деятельности, основанный на информационном различии между группами, как кровная месть. Она всегда была направлена на представителей иной социальной группы. В акте кровомщения род действовал как единое целое, даже если реальным мстителем выступало только одно конкретное лицо. В разжигаемых местью войнах старались добиться такого успеха, чтобы вражеский род не сумел отомстить в будущем, например, уничтожали всех мужчин поголовно вплоть до грудных младенцев [20 ]. Кровная месть, а также еще более жуткая культурная новация - "охота за черепами" были включены в механизмы социальной иерархии [21 ]. Тот, кто не отплатил кровью за кровь, не достоин ни женской любви, ни уважения сородичей, как не достоин их у ряда воинственных народов тот, кто не убил чужака и не предъявил доказательств своей зрелости и полноценности: отрезанной головы, ушей, пальцев или половых органов. "Ты никого не убил, значит, ты - мальчик!" - и не можешь претендовать на жену и привилегии взрослого мужчины [22 ]. Внутри рода принцип кровной мести не действовал, так как род представлял собой единую социокультурную общность. Убивали только тех, кто обладал иной культурной информацией. Существование кровной мести - это еще одно свидетельство особой важности социокультурных оснований деструктивной деятельности.

Каннибализм и кровная месть - явления, распространенные в глубокой древности и характерные для народов, находящихся на низкой ступени развития, однако в последующие этапы развития человечества деструктивная деятельность, основанная на информационной схеме, не только не прекратилась, но и получила еще большее распространение. В истории человечества можно найти немало примеров, когда люди уничтожали себе подобных лишь потому, что те отличались от них в культурном отношении, владели иной культурной информацией. Так, во время Великих географических открытий европейцы, захватывая колонии, грабили и разрушали поселения местных жителей, уничтожали произведения искусства, а самих аборигенов убивали. Например, если в 1495г. на Гаити проживало около 250 тысяч индейцев-араваков, то к 1550г. их осталось лишь около 500 человек. К 1650г. все араваки были уничтожены [23 ] . Участник экспедиции Колумба испанский епископ Бартоломео де Лас Касас в своей "Истории индейцев" пишет, что, хотя индейцы были миролюбиво настроены по отношению к испанцам, те обращались с ними крайне жестоко: убивали аборигенов ради забавы, отрезали от их тел ломтики для проверки остроты лезвий своих ножей [24 ] . Подобным было и отношение членов экспедиции Эрнандо Кортеса к ацтекам Мексики, Франсиско Писарро - к инкам Перу. Завоевателями были разрушены древнейшие культуры народов Америки. Представители незнакомой культуры воспринимались европейцами как "недочеловеки", заслуживающие лишь уничтожения. Еще один пример деструкции, основанной на информационной схеме, - уничтожение представителей иной религии, не желавших подчиняться нормам и правилам господствующего вероучения. Крестовые походы, религиозные войны, инквизиция... - этот ряд можно продолжить. Только за годы наивысшего подъема испанской инквизиции (1420-1498) многие тысячи мужчин, женщин и детей были сожжены заживо на кострах за ересь и другие "преступления" против церкви и государства. Так, первый главный инквизитор Испании Томас де Торквемада за 18 лет, которые продолжалась его инквизиционная служба, сжег живьем 10.220 человек [25 ] .

Примеры деструкции, основанной на культурных различиях народов, к сожалению, можно найти и в новейшей истории человечества. В современном обществе дихотомия "свои-чужие" находит свое воплощение в идеологии. Как отмечает К.С. Гаджиев, для консолидации идеологии наличие внешнего врага даже более значимо, чем единство интересов ее носителей. Если нет внешнего врага, то его искусственно изобретают. Особенно отчетливо это проявляется в радикальных идеологиях, сама их суть выражается с помощью образа врага [ 26 ] . Так, нацистская идеология представляет собой концепцию "избранности нас" - представителей арийской расы, которой судьба предначертала создать "новый мировой порядок". Придя к власти, Гитлер утверждал, что все социально-экономические проблемы Германии будут решены, когда в стране будут уничтожены "враги" - коммунисты, демократы, евреи, цыгане, считавшиеся "недочеловеками". Ю.А. Жданов указывает, что фашизм имеет такие глубинные основания, как ксенофобия - неприятие чужих, и ксеноласия - изгнание инородцев, сохранившиеся с глубокой древности [27 ] . Ярким проявлением борьбы между "своими" и "чужими" являются национальные конфликты, к сожалению, достаточно распространенные в современном обществе и, по сути, мало чем отличающиеся от конфликтов, возникающих в первобытности. Недавние события в Чечне показывают, к чему может привести человеческая деструктивность, вышедшая из-под контроля. В результате Чеченской войны погибло более 40 тысяч мирных жителей, в том числе свыше 5 тысяч детей, уничтожено 60-70% жилья, разрушена вся промышленность республики [ 28 ] . Примечательно, что во время боевых действий в Чечне журналистами постоянно использовалась ментальная оппозиция "наши и враги". "Нашими" в России назывались этнические русские, "ненашими" - жители Чечни. В прессе, на телевидении постоянно употреблялись выражения "наши солдаты", "наши войска", восприятие Чечни как не России показали и многие политические деятели. С началом боевых действий в Чечне в каждом террористическом акте, совершенном на территории России, стал усматриваться "чеченский след", усилилась антикавказская политика на рынках Москвы и других городов. Анализ событий показывает, что война в Чечне, как и другие межнациональные конфликты, - не что иное, как деструктивная деятельность, основанная на различиях в культурной информации, хотя и не сводимая только к этому.

Итак, в отличие от животных, люди сформировались в ходе не только биологической, но и социокультурной эволюции. Последняя привела к тому, что представители разных общностей, не отличаясь друг от друга в биологическом отношении, значительно различаются по накопленной ими культурной информации. Именно информационные различия между отдельными социальными группами, воспринимаемыми как "свои" и "чужие", могут стать причиной деструктивной деятельности, направленной против особей своего биологического вида.

Наряду с культурно-информационными различиями между отдельными социальными общностями, способствующими проявлению деструктивной деятельности, направленной на представителей "чужой" общности, очень важно подробно проанализировать ее социальные основания. Ю.Г. Волков и В.С. Поликарпов справедливо отмечают, что "так как общество есть способ существования человека, то деятельность человека определяется "архитектурой" социальной действительности" [29 ]. Именно в социуме человек становится личностью, в социуме трансформируются потребности человека и формируются такие специфические потребности, как потребность в самореализации, стремлении к превосходству, к расширению собственной власти, а также потребности в принадлежности, идеалах, ценностях, в объектах поклонения. Кроме того, потребности и удовлетворяются лишь в обществе и посредством общества в социально определенных формах [30 ], потому невозможно выяснить основания деструктивной деятельности без рассмотрения социальных потребностей индивида, а также без анализа отношений, складывающихся в обществе.

Особенность природы человека состоит в том, что он стремится выйти за пределы самого себя и своего мира, обойти законы природы и истории. На эту специфическую особенность человека указывают многие исследователи [31 ]. Так, А. Адлер считал, что люди обладают творческой силой, которая обеспечивает возможность распоряжаться своей жизнью. Он пишет, что именно свободная, осознанная активность является определяющей чертой человека. Творческая сила делает каждого человека самоопределяющимся индивидуумом, архитектором своей собственной жизни [32 ]. Эта сила побуждает человека к деятельности (как к конструктивной, так и к деструктивной). В последнее время многие исследователи указывают на связь творчества и деструкции. Так, В.Н. Дружинин выделяет два вида преобразования: творческое поведение, создающее новую среду, и разрушение - дезадаптивное поведение, не создающее, а уничтожающее прежнюю среду [33 ]. Б. Карлоф и Й. Шумпетер пишут о двух видах поведения: адаптивном, связанном с имеющимися в распоряжении человека ресурсами, и креативном, которое они определяют как "созидательное разрушение" [34 ]. Я.И. Гилинский, О.С. Осипова считают, что созидание, творчество и антиобщественные, разрушительные действия являются разновидностями девиантного поведения [35 ]. Связь творческой и деструктивной деятельности объясняется как во многом общими побудительными мотивами, так и общим сущностным смыслом. Создавая новое и разрушая имеющееся, человек не ограничивается воспроизводством известных ему способов деятельности, выходит за рамки привычного поведения. Кроме того, и деструкция, и творчество способствуют удовлетворению потребности личности в самореализации.

Особого внимания, по мнению автора, заслуживает взгляд польского ученого Ю. Козелецкого на природу творчества и деструкции. Он считает, что человеку присуща "трансгрессия" - стремление к постоянному преодолению своих прежних достижений и результатов, желание выйти за пределы того, чем он обладает [36 ]. Именно благодаря этим актам трансгрессии, благодаря движению вперед, люди расширяют свой мир, создают новые материальные и духовные ценности, развивают науку, технику, искусство. Одной из разновидностей трансгрессии является творчество. Трансгрессия создает возможности для возникновения новых форм, передвигает границы человеческого познания, расширяет свободу индивида. Однако наряду с конструктивной, созидающей трансгрессией, "человек предпринимает деструктивные действия, приводящие к разрушению прежних форм, соответствующих нормам культуры... Человек использует действия, направленные на узурпацию, часто стремится приобрести абсолютную, садистическую власть, пропагандирует экстремистские идеологии, направленные против человеческого общества, наконец, осуществляет деструктивные акты, подобные самоубийству" [37 ]. Таким образом, трансгрессия, по Ю. Козелецкому, - это понятие, объединяющее как созидательную деятельность (традиционно именуемую творчеством), так и разрушительную (деструктивную) деятельность. По его мнению, трансрессивная деятельность человека объясняется наличием у него губристической мотивации, под которой Ю. Козелецкий понимает упорное стремление к превосходству, к совершенству и расширению собственной власти [38 ]. Губристическая мотивация формируется у человека в обществе. Как указывает П. Кууси, люди постоянно стремятся к самоутверждению и соперничеству потому, что любой человек представляет собой неповторимую индивидуальность не только с точки зрения заложенной в нем генетической информации, но и, прежде всего, по своему культурному достоянию. Именно поэтому человек постоянно сравнивает себя с другими людьми и стремится завоевать авторитет. Уникальность любого человека обрекает его на непрестанное соперничество и борьбу за свое место в жизни [39 ]. Итак, человеку присущи "творческая сила", "стремление к трансгрессии", которые расширяют его свободу, позволяют ему воздействовать на окружающий мир, изменяя его, и таким образом самореализоваться - удовлетворить глубинную личностную потребность. Достичь этого возможно путем совершения как созидательных, так и разрушительных действий.

Одна из глубинных причин трансгрессии (как деструктивной, так и конструктивной) - это отчуждение человека от природы и мира в целом [40 ]. Так, В.М. Вильчек пишет, что природа творчества основана на природе человека как вида, который утратил в результате мутации инстинктивную видовую программу деятельности. Отсюда неизбежно возникли нарушения основных взаимосвязей: дефект деятельности (связь "человек - природная среда") и дефект отношений (связь "человек - человек"). Следствием этого стало первичное изначальное отчуждение человека от природы и мира в целом [41]. Результаты и продукты деятельности людей превратились в некую независимую силу, становящуюся выше творцов и подавляющую их. Построенный человеком современный мир превратился в хозяина людей [42 ]. Обретенная человеком свобода принесла ему независимость и рациональность существования, но вместе с тем она изолировала его и побудила в нем чувства одиночества, бессилия и тревоги. Свобода оказалась не только благом, но и большим бременем, зачастую непосильным для людей. Э. Фромм утверждал, что конфликт между стремлением к свободе и стремлением к безопасности представляет собой наиболее мощную мотивационную силу в жизни людей [43 ]. Именно этот конфликт порождает деструктивную деятельность, которую Э. Фромм называет одним из способов "бегства от свободы" [44 ]. Итак, отчуждение характеризуется тем, что человек противопоставляет себя другим людям, социальным группам и миру в целом, теряет чувство принадлежности, утрачивает способность к идентификации. Именно тотальное отчуждение порождает деструктивную деятельность.

Особого внимания при анализе социокультурных оснований деструктивной деятельности заслуживает концепция Э. Дюркгейма [45 ]. Он отмечает, что человеку как общественному существу присущи такие социальные потребности, как потребности в идеалах, ценностях, в объектах поклонения. Именно потому тенденция к деструкции особенно усиливается в условиях ценностно-нормативного кризиса в обществе, названного Э. Дюркгеймом аномией (букв. "разрегулированность"). Э. Дюркгейм указывает, что социальные и культурные нормы играют важную роль в регуляции жизни людей. Когда вся сеть социальных отношений хорошо интегрирована, тогда существует высокая степень социального сцепления; люди ощущают себя жизненными частями общества, к которому они принадлежат; они свободны от чувств психосоциальной изоляции, одиночества или забытости. Такой тип социальной организации сдерживает деструктивные тенденции, присущие природе человека. Культура такого общества действует в том же направлении. Поскольку общество интегрировано, и поскольку это единство ощущается его членами, его культура также является единой. Его ценности принимаются и разделяются всеми его членами, рассматриваются как надындивидуальные, бесспорные и священные. Такая культура не поощряет совершение деструктивных действий, вообще, и самоубийств, в частности. Напротив, общество с низкой степенью сцепления, члены которого слабо связаны между собой и с референтной группой, общество с запутанной сетью социальных норм, с "атомизированными", "релятивизированными" культурными ценностями, не пользующимися всеобщим признанием и являющимися делом простого личного предпочтения, является мощным генератором деструкции. Однако, как показывает Э. Дюркгейм, и слишком жесткое интегрирование индивида в общественные отношения, доходящее до подавления его личности и индивидуальности, резко ограничивающее его свободу, потребности, также весьма негативно сказывается на человеке и приводит к чувству обесценивания жизни [46 ]. Итак, человеку, как общественному существу, важно ощущать принадлежность к определенной группе, чувствовать себя частью целого, ему необходимы четкие ценностно-нормативные ориентиры. Если общество не может дать индивиду регулирующих норм, или наоборот, система норм является слишком жесткой и ограничивает свободу индивида, то у человека усиливаются деструктивные устремления.

К числу социальных оснований деструктивной деятельности относятся также несоответствие объективных свойств человека (включая его задатки, способности) требованиям занимаемой позиции в системе общественных отношений, "социальная неустроенность", конфликтность бытия, противоречия между потребностями индивида и возможностями их удовлетворения [47 ]. Как указывает ряд исследователей [48 ], деструкция может быть также вызвана изменением социального статуса индивида или группы. Чем более радикальным является понижение социального статуса, тем вероятнее вспышка деструктивных устремлений. Нисходящая социальная мобильность чаще всего является потенциальным источником деструкции. Маргинальные, лишившиеся социальных корней слои традиционно рассматриваются как потенциальный источник экстремистских, насильственных действий. Сознание этих слоев амбивалентно. Ряд исследователей отмечает, с одной стороны, их абсентеизм, а с другой - враждебность к обществу, которая создает готовность к разрушительным действиям. Поведение маргинальных слоев отличается крайней противоречивостью: они либо чрезмерно пассивны, либо очень агрессивны, легко преступают нравственные нормы и способны на непредсказуемые поступки [49 ]. Также источником конфликтов часто становится и прерванная восходящая мобильность, когда реальное улучшение социальной позиции происходит медленнее, чем растут ожидания. В результате возникает так называемая относительная депривация (разрыв между социальными ожиданиями и возможностями). Она порождает фрустрацию, которая может привести к разрушительным действиям [50 ].

Рост деструкции обусловлен и ухудшением общей социально-экономической обстановки в стране, ростом безработицы, социальной незащищенностью людей и их разочарованием в жизни, связанным с отсутствием перспектив. Это подтверждается многочисленными социологическими данными. Так, американский исследователь М. Аргайл показывает, что увеличение безработицы на 1% в США (если она затем не снижается на протяжении 5 последующих лет) приводит к росту самоубийств на 4,5%, а убийств - на 5,7% [51 ]. В России, переживающей в настоящее время затяжной экономический, политический и социальный кризис, уровень самоубийств возрос с 26,4 суицидов на 100 тыс. населения в 1990г. до 42,1 в 1994г. (при том, что по критериям Всемирной организации здравоохранения, уровень свыше 20 суицидов на 100 тыс. населения считается высоким) [52 ]. Темпы роста убийств в России в 90-е годы составляют 17% (53). Таким образом, российское общество, для которого характерен глубокий социально-нормативный кризис, в котором в настоящее время отсутствует общенациональная идеология, способная сплотить людей, само воспроизводит деструкцию.

Важное место в формировании деструктивной деятельности человека занимают условия социализации индивида и социальное научение [54 ]. Это обусловлено тем, что фундаментальной чертой человеческой природы выступает способность к подражанию (мимезис). Именно она используется для освоения индивидом деструктивных действий. И.Б. Бойко, занимавшийся исследованием поведения несовершеннолетних осужденных, пришел к выводу, что общее социальное неблагополучие, включающее в себя плохие семейные взаимоотношения, отсутствие одного или двух родителей, ярко выраженные авторитарные методы воспитания с элементами насилия, откровенные сексуальные притязания, постоянное унижение достоинства способствуют формированию деструктивности [55 ]. Американский исследователь Мак-Карти, изучавший несовершеннолетних убийц, указывает, что они, как правило, происходят из "семей, где царит атмосфера беспорядка и безмолвия, где безразличие к чувствам другого часто идет рука об руку с физической жестокостью и недостаточной поддержкой и заинтересованностью" в жизни ребенка [56 ]. В.П. Эфроимсон приводит результаты психического обследования 53 убийц, которое показало, что 2/3 из них воспитывались в детстве под постоянной угрозой тяжелых физических наказаний и, действительно, подвергались им [57 ]. Итак, результаты обследования лиц, совершивших деструктивные действия, показывают, что формированию склонности к деструкции способствует социальное научение. Недостаточная сплоченность семьи, отсутствие близости и взаимопонимания между родителями и ребенком, авторитарный стиль семейного руководства могут усилить склонность индивида к деструкции. Дети, которые встречаются с насилием у себя дома или сами становятся жертвами насилия, усваивают подобные образцы поведения и переносят отрицательный опыт семейных отношений в иные социальных группы. Также имеются некоторые данные о влиянии средств массовой информации на деструктивную деятельность, однако степень воздействия СМИ на человека еще до конца не выяснена [58 ].

Изложенное выше позволяет сделать вывод, что значительное влияние на деструктивную деятельность человека оказывают социокультурные основания. К их числу относятся, прежде всего, информационные различия между представителями отдельных социокультурных групп, а также растущее отчуждение человека от природы и общества. Стремясь преодолеть тотальное отчуждение, люди совершают трансгрессивные действия - конструктивные или деструктивные, позволяющие им оказывать влияние на окружающий мир и реализовывать свой творческий потенциал. Деструктивная деятельность является попыткой разрешить противоречия между универсальностью, тотальностью человеческой жизнедеятельности и ее социальной формой, между базальными потребностями людей и социально обусловленными возможностями их удовлетворения. Как показывают исследования, деструктивные тенденции усиливаются в условиях ценностно-нормативного кризиса в обществе. Именно отсутствие общепринятой системы ценностей, единой идеологии приводит к росту изолированности и отчужденности отдельных членов общества и, как следствие, - к деструкции. Однако и чрезмерное интегрирование индивида в общественные отношения, при котором подавляется его индивидуальность, ограничивается свобода и уменьшается возможность в самореализации, также способствуют росту деструктивных устремлений индивида. Потенциальным источником деструкции является резкая нисходящая или прерванная восходящая социальная мобильность. Также росту разрушительных импульсов способствует увеличивающееся число бытовых, экономических проблем, обилие отрицательной, пугающей информации, изменение социальной роли семьи. Определенное влияние на формирование деструктивной деятельности оказывают и условия социализации индивида. Итак, понять сущность деструктивной деятельности человека возможно, лишь рассматривая ее в социокультурном контексте.

Глава 3

Деструктивная деятельность человека как целостный феномен

Рассмотренные выше биологические, нейрофизиологические, психические и социокультурные основания деструктивной деятельности во многом проливают свет на данный феномен, однако не объясняют его в целом. При анализе деструктивной деятельности следует принять во внимание тот факт, что человек представляет собой систему высшей сложности. Он обладает интегральной природой, являет собой "космобиопсихосоциальное единство" [1], целостное "космопланетарное явление" [2 ], причем личность в связи с обществом выступает в "качестве интегрирующего фактора человеческой природы" [1 ]. Анализируя природу человека и основания его деятельности, следует учитывать, как справедливо указывают Ю.Г. Волков и В.С. Поликарпов, космический аспект природы человека, который состоит в единстве порядка и хаоса. Они отмечают, что человек возник в ходе необратимой эволюции биосферы, связанной с трансформацией хаоса в порядок, и является микрокосмом, который содержит в себе все потенции космоса и общества. Человек - это универсальный вихрь всех порядков жизни. В нем сталкиваются силы Вселенной (хаос и порядок), он представляет собой конечное бытие, несущее в себе бесконечный спектр космического бытия, он есть синтез вселенского диалога. Человек - это микрокосм, сложная "копия" породившей его Вселенной [3 ]. В нем космическое переплетение хаоса и порядка оказывается интериоризированным (перенесенным во внутренний мир индивида) и проявляется в виде непрестанно ведущейся борьбы между страстью и рассудком. Сердце зовет человека к утопическим мечтам и революционным исканиям, а интеллект учит осторожности, осмотрительности в поведении [4 ].

Так как человек является сверхсложной системой, мы не можем объяснить его деструктивную деятельность, анализируя лишь отдельные элементы данной системы (физиологию, психику и т.п.). Ведь, как указывает Н.Н. Моисеев, "на определенном уровне сложности системы у нее возникают свойства, невыводимые из свойств ее элементов" [5 ], и потому выяснить сущность деструктивной деятельности возможно, лишь анализируя человека как целостную систему и используя принципы синергетики, сформулированные в работах И. Пригожина [6], И. Стенгерса [7], Г. Хакена [8 ], Е.Н. Князевой, С.П. Курдюмова [9].

Согласно синергетическому видению мира, большинство систем, существующих в природе, - открытого типа. Открытость системы означает, что между ней и окружающей средой постоянно происходит обмен энергией, веществом, информацией, а поэтому для такой системы характерна постоянная изменчивость, стохастичность [10 ]. Существование любой системы (а человек является сложной открытой системой) есть динамическое состояние, процессирующие тождество сохранения изменения. Наиболее общим средством обеспечения динамического равновесия системы, сохранения через изменения выступают флуктуации. Если воспользоваться терминологией И. Пригожина, можно сказать, что все системы содержат подсистемы, которые постоянно флуктуируют. Иногда отдельная флуктуация или комбинация флуктуаций могут стать (в результате положительной обратной связи) настолько сильными, что существовавшая прежде организация не выдерживает и разрушается. В этот переломный момент, обозначаемый как точка бифуркации, принципиально невозможно предсказать, в каком направлении будет происходить дальнейшее развитие: станет ли состояние системы еще более хаотическим или она перейдет на новый, более высокий уровень организации, который И. Пригожин называет диссипативной структурой [6;7 ]. Таким образом, в процессе развития системы можно выделить две противоположные тенденции:

стремление к устойчивости, самосохранению, стабильности, гомеостазу;

стремление к росту разнообразия, изменчивости, стохастичности и неопределенности [11].

Синергетические принципы универсальны: они действуют и во Вселенной, и в социуме, и применительно к анализу жизнедеятельности людей.

Любой живой организм представляет собой открытую неравновесную систему, осуществляющую постоянный обмен веществом, энергией, информацией с окружающей средой - как природной, так и социальной.Согласно синергетике, жизнь, функционирование открытой системы, есть непрекращающийся антиэнтропийный процесс, постоянная работа, противопоставленная уравновешивающему давлению окружающей среды. "Между тем, - пишет А.П. Назаретян, - основной физический закон необратимости - второе начало термодинамики - гласит, что антиэнтропийные процессы в системе возможны только за счет роста энтропии в другой системе. Следовательно, самосозидательная работа организма требует использования энергии, высвобождаемой при разрушении других систем. Грубо говоря, жить значит разрушать" [12 ]. Таким образом, в процессе жизнедеятельности человек, как и другой живой организм, неизбежно разрушает те или иные природные и социальные объекты. В данном случае деструкция есть неизменный закон жизни.

Однако синергетический подход правомерен не только при анализе человека как биологического существа, но и при рассмотрении жизненного пути личности [13 ]. Ведь жизнь человека не является линейной последовательностью событий, связанных причинно-следственными связями. Личности свойственны трансгрессивные и губристические потребности, стремление к самоактуализации, которые не укладываются в жесткую схему. Кроме того, жизнь человека полна случайных, незапрограммированных событий, способных кардинально изменить траекторию жизненного движения личности. Согласно синергетическому видению, жизненный путь как индивидуальная история личности включает эволюционные и бифуркационные фазы развития. Период эволюционного развития человеческой жизни характеризуется актуализаций детерминационных отношений между человеком как субъектом собственной жизни и объективными жизненными изменениями как следствием активности субъекта. В результате организующего воздействия личности на ход своей жизни на этом этапе жизненного пути достигается устойчивость развития. Бифуркационный период, напротив, характеризуется непредсказуемостью дальнейшего направления жизненного движения. В это время контроль субъекта над собственной жизнью ослабевает и усиливается фактор случайности. Смена эволюционного этапа жизненного пути бифуркационным происходит в результате нарастания неравновесия в мотивационно-смысловой сфере субъекта. Это связано с поисками смысла жизни, несоответствием целей, замыслов человека возможностям их осуществления, со сменой ценностных ориентиров и т.п. Субъективно бифуркационный этап развития воспринимается человеком как жизненный кризис. Таким образом, в жизненном пути личности сочетаются периоды устойчивого линейного развития и периоды, когда роль случайности в выборе субъектом жизненной альтернативы не просто велика, а фундаментальна.

Итак, человек представляет собой открытую, неравновесную систему высшей сложности, является единством порядка и хаоса, потому к анализу деятельности человека можно применить синергетические принципы, которые позволяют по-новому взглянуть на феномен деструкции. Если рассматривать биологический аспект жизнедеятельности человека, очевидно, что созидательная работа организма оказывается возможной лишь за счет использования энергии, высвобождаемой при разрушении других систем. Таким образом, деструкция - это необходимая составляющая жизни вообще. Индивидуальный путь развития личности также немыслим без деструкции, являющейся проявлением хаоса, заложенного в природе человека. Стремление к разрушению неизбежно присутствует у каждого человека. Однако в эволюционный период развития личности это стремление, как правило, подавляется. Как указывает Т.Г. Лешкевич, благодаря разуму, человек поднял антиэнтропийную активность на новую ступень [14 ]. В отличие от других живых существ он обладает способностью контролировать свои действия и сдерживать деструктивные импульсы. Ритуалы, обряды, моральные предписания, правовые нормы, сформировавшиеся в ходе социокультурной эволюции, также способствуют снижению деструктивных устремлений индивида. Ведь в подавляющем большинстве культур разрушительные и саморазрушительные действия (убийство, суицид, вандализм и т.п.) осуждаются. Однако полностью блокировать деструкцию невозможно. В бифуркационные этапы развития личности она проявляется совершенно неожиданно, спонтанно и практически не поддается контролю. В такие этапы над людьми властвует хаос.

Субъективно присутствие хаоса в природе человека ощущается как осознание собственной смертности, страх перед небытием, которые побуждают человека к поискам своей сущности и своего места в мире, заставляют задуматься над смыслом жизни. Способность задумываться о смысле жизни является специфической особенностью человека и в то же время его потребностью. Только если в жизни человека имеется смысл, она обретает ценность и для него самого, и для других людей [15 ]. Отсутствие смысла жизни порождает у человека состояние опустошенности, которое В. Франкл называет "экзистенциальным вакуумом" [16]. Именно в этом состоянии человек совершает деструктивные действия, пытаясь таким способом обрести смысл своего существования. Именно об этом писал Н. Бердяев в своей работе "О самоубийстве". Великий мыслитель считал, что "в жизни людей есть опасные темные точки, в которых сгущается бездонная тьма". Эти точки - жизненный кризис, период, когда человек "...ни в чем не видит никакого смысла, а потому и ничего не видит притягательного в своей жизни. Он перестает видеть смысл в жизни всего мира, все окрашивается для него в темный цвет безнадежной бессмыслицы, все осмысленное вытесняется" [17 ]. Именно в период жизненного кризиса (в бифуркационный период развития личности), осознавая бессмысленность своего существования, человек совершает деструктивные действия, направленные либо на самого себя, либо на других людей, либо на общество, ведь их существование также становится бессмысленным. В настоящее время в силу тотального отчуждения, о котором уже говорилось выше, человек все острее осознает свою "заброшенность" [18 ] в мир и все чаще противопоставляет себя ему, пытается выйти за пределы наличного социального бытия и изменить окружающий мир. Это становится возможным путем опредмечивания идей, возникающих у людей. Как указывает К.Р. Мегрелидзе, за возникновением идеи должен следовать "...акт осуществления мысли, то есть изменение существующих до сих пор отношений действительности согласно идее" [19 ]. Благодаря опредмечиванию, человек может оставить след в этом мире, а это особенно важно, так как, осознавая свою смертность, человек испытывает чувство страха перед небытием. Как отмечал И.И. Мечников, "страх смерти - один из главных признаков, отличающих человека от животных, даже наиболее развитых" [20 ]. Примирится с фактом своей конечности человеку очень сложно, и, совершая деструктивные действия, он протестует против этого. Прав был А. Камю, писавший, что "человеческий бунт является именно вечным протестом против смерти. Движущей силой всех возвышенных или низменных безумств является тоска по вечной и светлой жизни и ненависть к смерти" [22 ]. Именно в силу способности осознавать конечность своего бытия, человек стремится быть признанным, доказать необходимость своего существования и свою ценность. По мнению А. Камю, "если для животного высшей ценностью является сохранение жизни, то для человека куда более важно признание ценности его жизни другими людьми". Вся история человечества представляет собой бесконечную борьбу за всеобщий престиж и абсолютную власть [22 ]. Однако чтобы быть признанным другими, человек должен прежде всего сам найти смысл своей собственной жизни, доказать самому себе значимость своего существования, свою силу. К сожалению, далеко не всегда человеку удается достичь этого путем созидания, и тогда он доказывает свою значимость, совершая деструктивные действия. Как говорил Э. Фромм, человек может "...избавиться от чувства собственного бессилия по сравнению с окружающим миром, разрушая этот мир" [23 ].

Итак, присутствие хаоса в мире и человеке субъективно ощущается как страх перед будущим, страх смерти. Человек пытается противостоять пугающему его хаосу, найти смысл своего существования, доказать свою ценность, быть признанным другими людьми. Однако это удается далеко не всем. Если же человек ощущает бессмысленность своего существования, то сама жизнь (как собственная, так и других людей) уже не является для него ценностью, и, следовательно, ее можно уничтожить, доказав, хотя бы таким путем, свою значимость и ценность.

Как было показано выше, человеку свойствен страх перед хаосом. В статье "Размышления о порядке и хаосе" Т.Г. Лешкевич отмечает, что традиционно упорядоченность предполагала позитивные, созидательные взаимоотношения человека и общества, человека и природы, а хаосомность выступала как результат негативной и разрушительной направленности практической деятельности [24 ]. Издавна люди стремились блокировать деструктивные порывы человека при помощи определенных моральных и религиозных установок, юридических актов. Однако полностью блокировать хаос, присущий природе человека, невозможно, да и стоит ли к этому стремиться, ведь он не только деструктивен, но и конструктивен. По-новому оценить роль хаоса позволяет синергетика. Согласно синергетическому видению мира, хаос имеет двойственную, амбивалентную природу. Он разрушителен (сложные системы в развитых состояниях могут быть чувствительными к малым хаотическим флуктуациям на микроуровне). И в то же время хаос конструктивен, созидателен. Именно он необходим для того, чтобы система вышла на аттрактор, на иной режим развития, он способен инициировать процесс самодостраивания [25 ]. Как отмечают Е.Н. Князева и С.П. Курдюмов, "хаос конструктивен через свою разрушительность и, благодаря ей, разрушителен на базе конструктивности и через нее. Разрушая, он строит, а строя, приводит к разрушению" [26 ]. Таких же взглядов на хаос придерживается и Ю.М. Федоров. Он пишет, что "энергетическая подпитка энтропийных структур Порядка осуществляется за счет трансцендентного упорядочивания бесструктурного Хаоса. Согласно синергетической теории, именно детерминированный Хаос лежит в основании любой формы упорядоченности. Инициирующим началом для самоструктурирования Хаоса является весьма малая флуктуация - одна из того рода флуктуаций, которые всегда сопровождают любой творческий процесс. Творчество, демиургическая активация, вырастает не из упорядоченности, а из беспорядка, из того, что лежит за пределами гармонического ряда. Гармония вырастает из Хаоса и вновь им поглощается" [27 ].

Таким образом, хаос лежит в основе не только разрушительных, но и созидательных действий, он - основа как деструкции, так и творчества. Эта закономерность осознавалась мыслителями и ранее. Ф. Ницше в работе "Так говорил Заратустра" писал: "...нужно носить в себе еще хаос, чтобы быть в состоянии родить танцующую звезду" [28 ]. Однако именно синергетика позволила по-новому осмыслить значение хаоса в жизни и деятельности людей. Хаос лежит в основе всякой трансгрессии. Рождение нового невозможно без деструкции, оно связано с нарушением привычной упорядоченности системы. Следовательно, созидание и разрушение неразрывно связаны между собой. Как отмечают Е.Н. Князева и С.П. Курдюмов, синергетика позволяет понять разрушение как креативный принцип, а "страсть к разрушению как творческую страсть" (так в свое время писал М. Бакунин), ибо, только освободившись от прежнего, можно создать что-то новое [29 ]. Понимание общей природы деструктивной и творческой деятельности важно еще и потому, что зная это, можно переориентировать деструкцию в созидание, создав определенные социальные условия для самореализации индивида, выработав у него потребность в конструктивной самореализации. Однако это вряд ли возможно применить к лицам с нейрофизиологической патологией или с характерологическими нарушениями, речь о которых пойдет ниже.

Подведем некоторые итоги сказанному выше: деструктивная деятельность - сложный феномен, объяснить который можно лишь исходя из природы человека, являющейся единством порядка и хаоса. Трансгрессивная деятельность (как конструктивная, творческая, так и деструктивная) есть не что иное, как проявление хаоса, заложенного в самой природе человека. Однако человек - это не безвольное существо, являющееся лишь ареной борьбы хаоса и порядка. Эти мощные силы преломляются в личности, являющейся интегрирующим фактором человеческой природы. Будучи включенной в систему общественных отношений, личность испытывает на себе мощное воздействие социокультурных факторов, которые, с одной стороны, способствуют формированию деструктивной деятельности, о чем подробно говорилось в главе 2, а с другой - призваны сдерживать проявление деструкции. Действие социокультурных факторов преломляется в психике индивида, именно так формируются потребности в принадлежности, признании, самореализации и т.д., во многом определяющие особенности поведения и деятельности индивида. В случае невозможности их удовлетворения, возникает состояние фрустрации, возможным способом преодоления которого становится деструкция. Следует также учесть, что психика человека дуальна: она слагается не только из социальной, но и из животной психики, потому при рассмотрении оснований разрушительной деятельности человека нельзя оставлять без внимания ее биологические и нейрофизиологические основания, рассмотренные в главе 1.

В зависимости от определенных социокультурных и психических факторов, а также от особенностей нервной системы деструкция может быть направлена человеком на самого себя или вовне. Наиболее распространенными видами самодеструкции являются физическое уничтожение человеком самого себя (суицид) или разрушение личности вследствие алкоголизма, наркомании, токсикомании и т.д. Деструкция, направленная вовне, может иметь целью:

уничтожение другого человека: убийство (индивидуальное или массовое, которое может осуществляться в ходе войны), каннибализм;

разрушение социума или определенных общественных отношений: террористический акт, революция, государственный переворот;

разрушение неодушевленных предметов, архитектурных памятников и других произведений искусства (вандализм), а также природной среды.

Деструкция может являться конечной целью деятельности человека. Так, например С.Г. Нечаев, создавший в 1869 году тайную организацию "Народная расправа", объявлял деструкцию основным видом ее деятельности. В составленном С. Нечаевым программном документе, называвшемся "Катехизис революционера", содержатся три важнейших положения:

разрушение существующего государственного устройства;

уничтожение "врагов народа";

опора революционеров на "разбойный мир".

Вот некоторые цитаты из "Катехизиса": "Мы имеем только один отрицательный неизменный план - беспощадного разрушения...

Мы считаем дело разрушения настолько серьезной и трудной задачей, что отдадим ему все наши силы, и не хотим обманывать себя мечтой о том, что у нас хватит сил и умения на созидание.

А потому - мы берем на себя исключительно разрушение существующего общественного строя; созидать не наше дело, а других за нами следующих" [30 ]. Этот документ мы с полным правом можем назвать "манифестом разрушения". С. Нечаев считал, что для революционера не существует законов, приличий, нравственности. По его мнению, он должен знать лишь одну науку - науку разрушения [31 ]. Изложенные принципы С. Нечаев пытался воплотить в жизнь. К сожалению, это далеко не единственный пример деструктивной социальной теории. Однако деструкция может и не быть конечной целью деятельности. Достаточно часто она сопутствует созидательной, творческой деятельности. Как известно, большинство выдающихся научных открытий разрушают существовавшие в науке стереотипы и вначале воспринимаются негативно. В качестве примера можно привести открытия Г. Галлилея, А. Эйнштейна. В этом случае деструкция - лишь один из этапов творческой деятельности. Как видим, деструктивная деятельность многолика, хаос, свойственный природе человека, может проявляться по-разному.

Обычно в эволюционный период жизни человек сдерживает свои деструктивные импульсы или переориентирует их в созидание, творчество, однако у лиц с генетической или психической патологией контроль над своими действиями нарушается. О генетической патологии уже говорилось в главе 1, психопатологические состояния, приводящие к деструкции, будут проанализированы далее. Этот вопрос нельзя оставить без внимания, так как исследования, проведенные психологами и психиатрами в 20-х, 80-х и 90-х годах показали, что среди убийц (а убийство - один из наиболее хорошо изученных видов деструктивной деятельности) удельный вес аномальных личностей колеблется в пределах 60-70% [32 ]. Лица, имеющие патологическую тягу к совершению деструктивных действий, именуются в науке садистами и некрофилами. Рассмотрим эти явления более подробно.

Термин "садизм" произошел, как известно, от имени маркиза де Сада, совершавшего и прославлявшего в своих произведениях деструктивные действия, и призывавшего к тотальному уничтожению любых человеческих чувств и ценностей. Существуют две точки зрения на сущность садизма. Так, для того чтобы охарактеризовать данный феномен, Шренк-Нотцинг вводит понятие алголагния (от algos - aieu, lagneia - ?aeaiea). Он делит алголагнию на два типа: активную (садизм) и пассивную (мазохизм). В данном случае под садизмом понимается желание причинить боль вне зависимости от наличия или отсутствия сексуальных мотивов. Сторонники иной точки зрения считают, что садизм - это прежде всего сексуальный феномен во фрейдистском смысле [33 ]. Э. Фромм, глубоко изучив садизм, пришел к выводу, что наряду с сексуальным, существует и несексуальное садистское поведение, проявляющееся в том, "...чтобы найти беспомощное и беззащитное существо (человека или животное) и доставить ему физические страдания вплоть до лишения его жизни" [34 ]. Э. Фромм выделил социально-психологические и патологические аспекты садизма. На социально-психологическом уровне садизм вырастает из отчуждения человека от человека. Садист стремится избежать одиночества, поглощая другое лицо, превращая его в свою часть. Гносеологическая суть садизма, по Э. Фромму, заключается в том, что садист не видит и не хочет видеть в другом человека, то есть разумное существо, обладающее свободой и достоинством. Мучая его, он старается заставить его выразить свою тайну. Но таким путем вещь можно разрушить или умертвить, тайна же ее остается скрытой. В собственно патологическом содержании садизм обусловлен крайним ослаблением и параличом мужского начала в характере. Насилие есть не что иное, как извращенная замена мужества. Садист не просто уничтожает врага или жертву, он буквально упивается своей властью над ними, наслаждается разрушением и муками [35 ]. С. Лем, исследовавший творчество де Сада, отмечает, что "садизм означает устремленность к деструкции..." [36 ] и указывает, что у самого де Сада имелась явная психическая патология. Итак, садизм - это один из видов деструктивной деятельности человека, связанный с определенной психической патологией. Кроме того, формированию садистских наклонностей способствуют атмосфера холодности и отчужденности в период первичной социализации, отсутствие заботы и ласки в раннем детстве, чувство одиночества и непризнанности.

Еще один вид патологической деструктивности - некрофилия. Одним из первых в науке ее описал Р. Крафт-Эбинг. Он рассматривал некрофилию в качестве патологического полового влечения [37]. Он считал, что в отдельных случаях все может сводиться к тому, что неудержимое половое влечение не видит в наступившей смерти препятствия к своему удовлетворению. В других случаях, по мнению Р. Крафта-Эбинга, наблюдается явное предпочтение, отдаваемое трупу перед живой женщиной. В том случае, если над трупом не совершаются такие действия, как, например, его расчленение, причину возбуждения нужно, по всей видимости, искать в самой безжизненности трупа. Возможно, что труп привлекает тем, что представляет сочетание человеческой формы с полным отсутствием воли, и поэтому некрофил удовлетворяет патологическую потребность видеть объект желания безгранично себе подчиненным, без возможности сопротивления. Р. Крафт-Эбинг подробно описывает некрофилию на примере жизни сержанта Бертрана, случай которого стал в сексопатологии хрестоматийным [38 ]. Р. Крафт-Эбинг связывает некрофилию с садизмом. Их объединяет стремление к разрушению живого и то, что таким образом удовлетворяется актуальная сексуальная потребность. Он отмечает, что и субъективная тенденция к разрушению, и влечение к трупам, в том числе с целью соития с ними, часто носят неодолимый, компульсивный характер. Человек попадает в жесткую психологическую зависимость от таких своих желаний, причем причина и корни ему совершенно неясны, более того, не осознаваемы им.

Значительный вклад в изучение некрофилии внес Э. Фромм. Под некрофилией он понимает "...страстное влечение ко всему мертвому, больному, гнилостному, разлагающемуся; одновременно это страстное желание превратить все живое в неживое, страсть к разрушению ради разрушения; а также исключительный интерес ко всему чисто механическому (небиологическому). Плюс к тому - это страсть к насильственному разрыву естественных биологических связей" [39 ]. Э. Фромм выделяется сексуальную (страсть к совокуплению или иному сексуальному контакту с трупом) и несексуальную некрофилию (желание находиться вблизи трупа, разглядывать его, прикасаться к нему; страсть к расчленению мертвого тела) [40 ]. На все жизненные проблемы некрофил всегда отвечает разрушением и никогда не действует созидательно, его врагом является сама жизнь. Э. Фромм выделяет следующие черты некрофила: безжизненность при общении, холодность, малоподвижное выражение лица, обожествление техники, частое употребление слов, связанных с разрушением или с экскрементами, предпочтение темных тонов в одежде и т.п. [41 ]. Наличие некрофильских личностей и некрофильского характера Э. Фромм доказывает на примере А. Гитлера. Однако, с точки зрения автора, многие моменты в гипотезе Э. Фромма о несексуальной некрофилии достаточно спорны, основываются лишь на отвлеченном рассуждении и нуждаются в дальнейшей экспериментальной проверке.

Гораздо лучше психологами и сексопатологами изучена сексуальная некрофилия. Она проявляется в соитии с трупами, убийстве женщин, детей и подростков, расчленении их, иногда в высасывании крови у умирающих, заглатывании отдельных частей их тела и т.д. Например, Чикатило, не помня себя, резал, колол и бил не только жертву, но и ее одежду, кусты, траву, срывал и ломал ветки, разбрасывал по лесу части тела, иногда долго носил с собой нос, груди, кончик языка, матку, яички (у мальчиков), соски и другие части тела, имевшие отношение к сексуальной жизни. Мучения и страдания жертв, их агония доставляли преступнику острое половое наслаждение, и хотя он уже много лет был импотентом, и эрекция у него не наступала, но всегда отмечалось семяизвержение. По предположению Ю.М. Антоняна, расслабление всех мышц тела жертвы после активного сопротивления и наступления смерти усиливает сексуальное возбуждение и ускоряет наступление оргазма, поскольку знаменует ее полное подчинение [42 ].

Некрофильские проявления можно разделить на две группы: вступление в сексуальные контакты с уже мертвым человеком (чаще с женщиной) и убийство в этих же целях, либо получение сексуального удовлетворения в процессе самого убийства, агонии жертвы, расчленения трупа, съедении отдельных кусков тела и т.д. Во втором случае потерпевшими выступают не только женщины, но и несовершеннолетние, как, например, в преступлениях "одинцовского маньяка" Головкина. При объяснении причин сексуальной некрофилии, сексопатологи обычно исходят из того, что главную роль в ее формировании играет определенная психопатология, именно она способствует закреплению в личности некрофильского влечения и его реализации. Данное отклонение чаще встречается у психически больных людей с выраженным слабоумием или эндогенным процессом, а также может быть связано с генетической патологией. По мнению Ю.М. Антоняна, в формировании некрофилии некоторое значение имеет и садизм, что дает возможность достичь абсолютного господства над трупом и осуществить любые манипуляции с ним, в том числе унижающие, как если бы это был живой человек. В ряде случаев в половые сношения с трупами вступают люди, у которых крайне затруднены обычные контакты с женщинами и которые много раз терпели пораженин в своих попытках добиться у них взаимности. Но даже тогда некрофилия обычно развивается на фоне того или иного расстройства психической деятельности [43 ]. Итак, садизм и некрофилия - это виды деструктивной деятельности, обусловленные, прежде всего, генетическими, физиологическими аномалиями или психической патологией.

Подведем итоги: деструктивная деятельность представляет собой целостный феномен, объяснить который невозможно, исходя лишь из определенных биологических, нейрофизиологических, психических и социокультурных оснований. Понять сущность деструктивной деятельности можно только принимая во внимание тот факт, что человек представляет собой открытую неравновесную систему высшей сложности и является единством порядка и хаоса. Являясь проявлением хаоса, стремление к деструкции неизбежно присутствует у каждого человека, однако проявляется не всегда. В каждой индивидуальной жизни можно выделить два этапа, поочередно сменяющих друг друга: эволюционный и бифуркационный. В эволюционный период развития люди, как правило, способны контролировать свое поведение и подавлять возникающие у них деструктивные импульсы. Эти навыки прививаются человеку в период первичной социализации. Моральные и юридические предписания также призваны сдерживать деструкцию. Однако в бифуркационные этапы жизни, ощущаемые субъективно как жизненный кризис, человек часто теряет способность к контролю и может действовать деструктивно. В такие этапы над людьми властвует хаос. В зависимости от определенных социокультурных и психических факторов, а также от особенностей нервной системы деструкция может быть направлена человеком на самого себя (тогда ее проявлениями становятся суицид или разрушение личности) или вовне (в этом случае человек совершает убийства, террористические акты, революции, ведет разрушительные и кровопролитные войны, уничтожает памятники архитектуры и искусства). При анализе деструктивной деятельности важно учесть и тот факт, что деструкция может и не являться конечной целью, а сопутствовать деятельности творческой. Необходимо также обратить внимание на то, что способность к контролю над деструктивными импульсами зависит от особенностей физиологии и психологии человека. У лиц с генетическими, психическими аномалиями она значительно снижена. Это приводит к появлению некрофилов и садистов, чья деятельность нуждается в дальнейшем изучении. Итак, деструктивная деятельность является порождением хаоса, однако и деятельность созидательная, творческая становится возможной лишь благодаря хаосу. Именно он лежит в основе всякой трансгрессии. И вероятно, путем снижения негативных последствий деструктивных действий у лиц без генетических и психических аномалий может стать переориентация деструкции в созидание, творчество.

Заключение

Ты должен сделать добро из зла, потому что его больше не из чего сделать.

Р. Пенн Уоррен

Целостный анализ деструктивной деятельности человека позволяет сделать следующие выводы. Данный вид деятельности присущ лишь человеку, только у некоторых видов животных мы можем наблюдать активность, напоминающую деструктивную. Анализ нейрофизиологических оснований деструктивной деятельности показывает, что в отдельных случаях к деструкции приводят повреждения коры головного мозга. Склонность к разрушению проявляется у людей в случае пониженного содержания серотонина в ткани мозга, при гипогликемии, дефекте в гене МАО. Возможно, на деструктивную деятельность человека оказывают влияние лишняя Y-хромосома и повышенный уровень oanoinoa?iia. Однако данные о влиянии нейрофизиологических факторов на деструктивную деятельность человека спорны и нуждаются в дальнейшей экспериментальной проверке.

Изучение психических оснований склонности человека к разрушению показывает, что деструктивные действия, как правило, совершают люди, которые не смогли удовлетворить свои фундаментальные потребности, и, прежде всего, - потребность в самоутверждении, в реализации своего творческого потенциала. Неудовлетворенность основных потребностей порождает у человека состояние фрустрации, высокую тревожность, утрату смысла жизни; и одним из возможных способов преодоления личностных проблем в такой ситуации может стать деструктивная деятельность. Разрушая, личность преодолевает свою ничтожность, изолированность от общества. В процессе деструктивной деятельности человек доказывает, прежде всего самому себе, свою значимость.

Значительное влияние на деструктивную деятельность человека оказывают социокультурные основания. К их числу относятся, прежде всего, информационные различия между представителями отдельных социокультурных групп, а также растущее отчуждение человека от природы и общества. Деструктивные тенденции усиливаются в условиях ценностно-нормативного и экономического кризиса в обществе. Потенциальным источником деструкции могут стать резкая нисходящая или прерванная восходящая социальная мобильность, сложные бытовые и семейные проблемы, обилие отрицательной, пугающей информации, обрушивающейся на людей.

Принимая во внимание значимость биологических, нейрофизиологических, психических и социокультурных оснований деструктивной деятельности, следует отметить, что понять ее всеобщую распространенность можно, лишь исходя из того, что человек представляет собой сверхсложную систему и является единством порядка и хаоса. Стремление к деструкции - это проявление хаоса, который оказывает значительное влияние в бифуркационные периоды индивидуальной жизни, когда человек утрачивает способность к контролю над собой.

Итак, склонность к деструктивной деятельности заложена в самой природе человека, и полностью искоренить ее невозможно. Традиционные способы борьбы с деструктивностью, как правило, не дают положительных результатов. Наказание, в том числе и уголовная ответственность, за совершенные деструктивные действия не приводит к отказу от них, так как не устраняет причин, приведших к их совершению. Долгое время достаточно популярна была идея катарсиса или разрядки деструктивных склонностей на эрзац-объект, когда рассерженный "выпускает пар" посредством энергичных, даже разрушительных, но не причиняющих вреда действий (человек ломает карандаши, бьет посуду и т.п.). Эту идею разделяли З. Фрейд и К. Лоренц. Однако большинство современных исследований показывают, что между деструкцией и катарсисом не существует какой-либо уникальной или специфической связи [ 1 ] , а следовательно, его ценность как метода предупреждения деструктивных действий невелика. Автор присоединяется к мнению Э. Фромма, Е.П. Никитина и Н.Е. Харламенковой, которые считают, что снизить негативные последствия деструктивной деятельности человека можно лишь переориентировав ее в деятельность созидательную, творческую [ 2 ] . Нужно способствовать самореализации человека, причем важно показать все возможности, открывающиеся перед ним, и научить его выбирать и использовать те из них, которые в наибольшей степени соответствуют его человеческому назначению. Именно такую цель должны ставить перед собой как родители, так и учреждения образования. Преподавателям необходимо обращать внимание на то, чтобы у молодых людей формировалась адекватная самооценка, чтобы они не предъявляли к себе завышенных требований, но в тоже время важно показать им и пагубность недооценки себя. Педагоги должны помочь учащимся и студентам выработать в себе механизмы психологической защиты в сложных жизненных ситуациях: умение переключаться с одних проблем на другие, способность расслабляться, видеть светлое, радостное даже в тяжелых жизненных ситуациях. Чтобы деструктивная деятельность не получила широкого распространения, в обществе должны быть созданы условия для самореализации и продвижения по социальной лестнице, должна существовать разделяемая большинством система ценностей, ориентирующая индивида на творческую самореализацию, а не на деструкцию. Пытаясь уменьшить негативные последствия деструктивной деятельности, важно осознавать, что хаос, заложенный в природе человека, неизбежно потребует выхода, но в чем он найдет свое воплощение - в созидании или разрушении - зависит от общества и от самого человека.

Примечания и ссылки

Введение

Советский энциклопедический словарь. Гл. ред. А.М. Прохоров. М., 1989. С.1338.

Фромм Э. Анатомия человеческой деструктивности. М.: Республика, 1994.

Глава 1. Биопсихические основания деструктивной деятельности человека

Дьюсбери Д. Поведение животных. Сравнительные аспекты. М.: Мир, 1981; Лоренц К. Оборотная сторона зеркала. М.: Республика, 1998; Меннинг О. Поведение животных. Вводный курс. М.: Мир, 1982; Шовен Р. Поведение животных. М.: Мир, 1972.

Лоренц К. Указ. соч. С.78-95.

Дьюсбери Д. Указ. соч. С.109; Лоренц К. Указ. соч. С.168

Шовен Р. Указ. соч. С.99.

Лоренц К. Указ. соч. С.218-220.

Там же. С.167-173.

Там же. С.169.

Там же. С.172.

Бутовская М.Л. Агрессия и примирение как проявление социальности у приматов и человека. // Общественные науки и современность. 1998. № 6. С. 152.

Nishida T., Haraiwa-Hasegawa M., Takahata Y. Group Extinction and Female Transfer in Wild Chimpanzees in the Mahale National Park, Tanzania. // Zeitschrift fur Tierpsychologie. 1985. V. 67. P.284-301.

Меннинг О. Указ. соч. С.323-324.

Шовен Р. Указ. соч. С.99.

Берндт Р.М., Берндт К.Х. Мир первых австралийцев. М., 1981. С. 107,155.

Фрезер Дж. Золотая ветвь: Исследования магии и религии. М.: Политиздат, 1986. С.329-330.

Лоренц К. Указ. соч. С.143.

Дембовский Я. Психология обезьян. М., 1963. С.45.

Бэрон Р., Ричардсон Д. Агрессия. СПб.: Питер, 1997. С.241.

Там же. С.241.

Эфроимсон В.П. Генетика этики и эстетики. СПб.: Талисман, 1995. С. 214-227.

Лалаянц И. Убийство начинается в нейроне.// Литературная газета. 1994. 31 августа (N35). С.12.

Там же. С.12.

Кветной И.М. Вездесущие гормоны. М.: Молодая гвардия, 1988. С.76.

Бахур В.Т. Это неповторимое "Я". М.: Знание, 1986. С.39.

Берн Э. Введение в психиатрию и психоанализ для непосвященных. СПб.: МФИН, 1992. С.36

Бэрон Р., Ричардсон Д. Указ. соч. С.223-240.

Смелзер Н. Социология. М.: Феникс, 1994.С.50-51. Лалаянц И. Указ. соч.

Бэрон Р., Ричардсон Д. Указ. соч. С.235.

Там же. С.237.

Bolton R. Aggression and Hupoglycemia among the Quolla: a Studyin Psychobiological Anthropology.// Ethnology. 1973.N 3. P.227-259 Wilder J. Sugar Metabolism in its Reiation to Criminality.// Handbook of Correctional Psychology. N ew Y ork, 1947.

Wilder J. Ibid. P.98-129.

Эфроимсон В.П. Указ. соч. С.185.

Бэрон Р., Ричардсон Д. Указ. соч. С.230.

Там же. С.231.

Там же. С. 232.

Хьелл Л., Зиглер Д. Теории личности (Основные положения, исследования и применение). СПб.: Питер Пресс, 1997; Кузнецов Н.С. Человек: потребности и ценности. Закончится ли спор Иисуса Христа с Великим Инквизитором? Свердловск, 1992. С.108-109.

Maslow A.H. Toward a Psychology of Being. New York: Van Nostrand, 1968. Р.25.

Maslow A.H. Motivation and Personality. New York: Harper and Row, 1987.Р.22.

Adler A. The Individual Psychology of Alfred Adler: A Systematic Presentation of Selections from his Writings. H.L &R.R.Ansbacher (Eds.). New York: Basic Books,1956 Р.104.

Adler A. Superioriti and Social Interest: A Collection of Later Writings. H.L.& R.R. Ansbacher (Eds.). Evanston, IL: Northwestern University Press., 1964; Хьелл Л., Зиглер Д. Указ. Соч. С.171.

Rogers C.R. A Theory of Therapy, Personality and Interpersonal Relationships, as Developed in the Client-centered Framework.//Koch S. Psychology: A Study of a Science. Vol.3. New York: McGraw-Hill, 1959. P. 184-256. Р.196.

Никитин Е.П., Харламенкова Н.Е. Самоутверждение человека. //Вопросы философии. 1997. N 9. С. 115.

Антонян Ю.М. Психология убийства. М.:Юрист, 1997.

Леонгард К. Акцентуированные личности. Киев: Выща школа, 1989.

Там же. С.74-88.

Антонян Ю.М. Указ. соч. С.146-147, 189-196 .

Фромм Э. Анатомия человеческой деструктивности. М.: Республика, 1994. С.316.

Глава 2. Социокультурные основания деструктивной деятельности человека

Маркарян Э.С. Теория культуры и современная наука (логико-методологический анализ). М.: Мысль, 1983. С.97.

Кууси П. Этот человеческий мир. М.: Прогресс, 1988. С.56.

Там же. С.65-66.

Антонян Ю.М. Указ. соч. С.32.

Поршнев Б.Ф. Социальная психология и история. М.: Наука, 1979. С.82.

Назаретян А.П. Историческая эволюция морали: прогресс или регресс? // Вопросы философии. 1992. N 3. С. 87.

Скрипник А.П. Моральное зло в истории этики и культуры. М., 1992. С.31.

Bickerman E. Four Strange Books of the Bible. Jonah. Daniel. Koheleth. Esther. NewYork, 1967. ?.45; Вейнберг И. П. Человек в культуре древнего Ближнего Востока. М.: Наука, 1986. С.111.

Поршнев. Б.Ф. Указ. соч. С.99.

Там же. С.100; Токарев С.А. Ранние формы религии. М., 1964. С.81.

Лоренц К. Указ соч. С. 221-222.

Морган Л.Г. Древнее общество. Л.,1934. С.212.

Миклухо-Маклай Н.Н. Собр. соч. В 5 т. М.;Л., 1950. Т.2. С.522 - 523.

Скрипник А.П. Указ. соч. С.38.

Brown P. Cannibalism.// The Encyclopedia of Religion. N ewY ork, L ondon, 1987. Vol. 3. Р.60.

Каневский Л. Каннибализм. М.: КРОН - ПРЕСС, 1998. С.189-190.

Там же. С.226-244; Скворцов Л.В. Насилие и проблема надежности бытия.// Человек: образ и сущность (гуманитарные аспекты). Природа насилия. Ежегодник РАН ИНИОН. М., 1995. С.20.

Volhard E. Kannibalismus. Stuttgart, 1939. Р.397.

Скрипник А.П. Указ. соч. С.39,44.

Косвен М. Преступление и наказание в догосударственном обществе. М.; Л., 1925. С.26-27.

Косвен М.О. Очерки истории первобытной культуры. М.: Изд-во АН СССР, 1953. С.125.

Volhard E Ibid. P 439; Скрипник А.П. Указ. соч. С.32.

Zinn H. A People's History of the United States 1492 - Present. NewYork, 1995. ?.4-5.

Zinn H. Ibid. ?.5-6.

Льоренте Х.-А. Критическая история испанской инквизиции. В 2-х т. М.:Соцэкгиз, 1936 Т.1.С.200.

Гаджиев К.С. Политическая идеология: концептуальный аспект. // Вопросы философии. 1998. № 12. С. 5.

Жданов Ю.А. Социальная природа фашизма. // Известия высших учебных заведений. Северо-Кавказский регион. Общественные науки. 1995. № 1. С.5.

Чеченцы: история и современность./ Сост. и общ. ред. Ю.А. Айдаева. М.,1996. С.21.

Волков Ю.Г., Поликарпов В.С. Интегральная природа человека: Естественнонаучный и гуманитарный аспекты. Ростов-н/Д: Изд-во РГУ, 1993. С.74.

Гилинский Я.И. Творчество: норма или отклонение.// СоцИс. 1990. №2. С.45.

Волков Ю.Г., Поликарпов В.С. Указ. соч.; Козелецкий Ю. Человек многомерный (Психологические эссе). Киев: Лыбидь, 1991; Adler A. The Individual Psychology of Alfred Adler: A Systematic Presentation of Selections from his Writings. H.L &R.R. Ansbacher (Eds.). New York: Basic Books,1956.

Adler A. The Individual Psychology of Alfred Adler: A Systematic Presentation of Selections from his Writings. H.L &R.R. Ansbacher (Eds.). New York: Basic Books,1956.

Дружинин В.Н. Психодиагностика общих способностей. М.: Издательский центр "Академия", 1996. С.139.

Карлоф Б. Деловая стратегия (концепция, содержание, символы). М., 1991.

Гилинский Я.И. Социология девиантного поведения как специальная социологическая теория.// СоцИс. 1991. № 4. С.74., Осипова О.С. Девиантное поведение: благо или зло? // СоцИс. 1998. № 9.

Козелецкий Ю. Указ. соч. С.31-34.

Там же. С.33.

Там же. С.67-74.

Кууси П. Указ. соч. С.64.

Абраменкова В.В. Проблема отчуждения в психологии.// Вопросы психологии. 1990. №1. С.5-12; Антонян Ю.М. Психологическое отчуждение личности и преступное поведение. Ереван, 1987; Вильчек В.М. Алгоритмы истории. М.: Прометей, 1989; Грицанов А.А., Овчаренко В.И. Человек и отчуждение. Минск: Вышейшая школа, 1991; Дружинин В.Н. Психодиагностика общих способностей. М.: Издательский центр "Академия", 1996; Фромм Э. Бегство от свободы. М.: Прогресс, 1989.

Вильчек В.М. Указ. соч. С.20.

Фромм Э. Бегство ...

Фромм Э. Анатомия...

Фромм Э. Бегство... С.163.

Дюркгейм Э. Самоубийство.// Тексты по истории социологии XIX - XX вв. Хрестоматия./ Сост. и отв. ред. В.И. Добреньков, Л.П. Беленкова. М.: Наука, 1994. С.312-327.

Дюркгейм Э. Указ. соч. С.315-316,320; Смелзер Н. Указ соч. С.207; Сорокин П.А. Человек. Цивилизация. Общество. М.: Политиздат, 1992. С.168.

Гилинский Я.И. Творчество: норма или отклонение? // Социс. 1990. N 2. С.45-46.

Дюркгейм Э. Указ. соч. С.320; Bowen R. A Model of Civil Violence. International Political Science Association. VIII world congress. Bruxelles, 1970 Р.5-6; Залысин И.Ю. Структурные и политические источники насилия. // Социально-политический журнал. 1998. N 1.

Залысин И.Ю. Указ. соч. С.99-100.

Там же. С.100.

Аргайл М. Психология счастья. М., 1996. С.96, 58.

Орлова И.Б. Самоубийство - явление социальное. // СоцИс. 1998. № 8. С.71.

Антонян Ю.М. Психология убийства... С.4.

Бойко И.Б. Проявление агрессивности несовершеннолетних осужденных женского пола.// Вопросы психологии. 1993. N 4; Бэрон Р., Ричардсон Д. Агрессия. СПб.: Питер, 1997. С.49; Нравственность, агрессия, справедливость. (Сокращенное изложение главы из книги Креч Д., Крачфилд Р., Ливсон Н. Элементы психологии. Нью-Йорк, 1974). // Вопросы психологии. 1992.N1-2.С. 84-97; Bandura A. Aggression: A Social-learning Analysis. Englewood Cliffs. N ewY ork: Prentice-Hall,

Бойко И.Б Указ. соч.

Бэрон Р., Ричардсон Д. Указ. соч. С.93.

Эфроимсон В.П. Указ. соч. С.223.

Бэрон Р., Ричардсон Д. Указ. соч. С.116-124.

Глава 3. Деструктивная деятельность человека как целостный феномен

Волков Ю.Г., Поликарпов В.С. Указ. соч.

Казначеев В.П., Спирин Е.А. Космопланетарный феномен человека. Новосибирск: Наука, 1991.

Волков Ю.Г., Поликарпов В.С. Указ. соч. С.95.

Там же. С.96.

Моисеев Н.Н. Человек во Вселенной и на Земле. // Вопросы философии. 1990. № 6. С.84.

Пригожин И. От существующего к возникающему. М.: Наука,1985.

Пригожин И., Стенгерс И. Порядок из хаоса. Новый диалог человека с природой. М.: Прогресс, 1986.

Хакен Г. Синергетика. Иерархии неустойчивостей в самоорганизующихся системах и устройствах. М., 1985.

Князева Е.Н., Курдюмов С.П. Синергетика как новое мировидение: диалог с И. Пригожиным. // Вопросы философии. 1992. №12; Князева Е.Н., Курдюмов С.П. Интуиция как самодостраивание. // Вопросы философии. 1994. № 2; Князева Е.Н., Курдюмов С.П. Антропный принцип в синергетике. // Вопросы философии. 1997. № 3.

Князева Е.Н., Курдюмов С.П. Синергетика как новое мировидение... С.8.

Василькова В.В. Самоорганизация в социальной жизни. // Социально-политический журнал. 1993. № 8. С.23.

Назаретян А.П. Указ. соч. С.84.

Карпинский В.В., Карпинский К.В. Синергетика человеческой жизни. // Великие преобразователи естествознания. Илья Пригожин. Х IV международные чтения. Минск: Изд- во БГУИР, 1998.

Лешкевич Т.Г. Размышления о порядке и хаосе. // Известия вузов. Северо-Кавказский регион. Общественные науки. 1994. № 1-2. С.75-76.

Москаленко А.Т., Сержантов В.Ф. Смысл жизни и личность. Новосибирск: Наука. Сиб. отд-ние, 1989. С.24.

Франкл В. Человек в поисках смыла. Сборник. М.: Прогресс, 1990.

Бердяев Н. О самоубийстве. М.: Изд-во МГУ, 1992. С.8.

Хайдеггер М. Письмо о гуманизме.// Проблема человека в западной философии. М., 1988.

Мегрелидзе К.Р. Основные проблемы социологии мышления. Тбилиси: Мецниереба, 1973. С.210.

Мечников И.И. Пессимизм и оптимизм. М., 1989. С.216 - 217.

Камю А. Миф о Сизифе. Бунтарь. Минск: ООО "Попурри", 1998. С.263.

Там же. С.311-312.

Фромм Э. Бегство... С.154.

Лешкевич Т.Г. Указ соч.

Князева Е.Н., Курдюмов С.П. Интуиция... С.112; Князева Е.Н., Курдюмов С.П. Синергетика как новое мировидение...

Князева Е.Н., Курдюмов С.П. Синергетика как новое мировидение... С.18.

Федоров Ю.М. Сумма антропологии. Кн.2. Космо-антропо-социо-природогенез Человека. Новосибирск: "Наука". Сибирская издательская фирма РАН, 1995. С.79.

Ницше Ф. Сочинения. Т.2. М., 1990. С.11.

Князева Е.Н., Курдюмов С.П. Антропный... С.71.

Народная расправа. 1869. №1. С.13.

Лурье Ф.М. Созидатель разрушения. Документальное повествование о С.Г. Нечаеве. СПб., 1994. С.101 - 105.

Антонян Ю.М. Психология убийства... С.291.

Фромм Э. Анатомия... С.244.

Там же. С.247.

Там же. С.248 - 267.

Лем С. Маркиз де Сад: насилие над культурой. // Человек: образ и сущность (гуманитарные аспекты). Природа насилия. Ежегодник РАН ИНИОН. М., 1995. С.202.

Крафт-Эбинг Р. Половая психопатия с обращением особого внимания на извращение полового чувства. СПб., 1909.

Крафт-Эбинг Р. Указ. соч.; Антонян Ю.М. Психология убийства... С.242-243.

Фромм Э. Анатомия... С.285.

Там же. С.280.

Там же. С.291-294.

Антонян Ю.М. Психология убийства... С.244.

Там же. С.245 - 246.

К заключению

Бэрон Р., Ричардсон Д. Указ. соч. С. 297-301.

Фромм Э. Анатомия... С. 374; Никитин Е.П., Харламенкова Н.Е. Указ. соч. С.116.

Литература

Абраменкова В.В. Проблема отчуждения в психологии.// Вопросы психологии. 1990. №1. С.5-12.

Антонян Ю.М. Психологическое отчуждение личности и преступное поведение. Ереван, 1987.

Антонян Ю.М. Психология убийства. М.:Юрист, 1997.

Аргайл М. Психология счастья. М., 1996

Бахур В.Т. Это неповторимое "Я". М.: Знание, 1986. 192 с.

Бердяев Н. О самоубийстве. М.: Изд-во МГУ, 1992. 24 с.

Берн Э. Введение в психиатрию и психоанализ для непосвященных. СПб.: МФИН, 1992. 448 с.

Берндт Р.М., Берндт К.Х. Мир первых австралийцев. М., 1981.

Бойко И.Б. Проявление агрессивности несовершеннолетних осужденных женского пола.// Вопросы психологии. 1993. N 4. С.27-30.

Бутовская М.Л. Агрессия и примирение как проявление социальности у приматов и человека. // Общественные науки и современность. 1998. № 6. С.149-160.

Бэрон Р., Ричардсон Д. Агрессия. СПб.: Питер, 1997. 336с.

Василькова В.В. Самоорганизация в социальной жизни. // Социально-политический журнал. 1993. № 8. С.22-27.

Вейнберг И.П. Человек в культуре древнего Ближнего Востока. М.: Наука, 1986. 208с.

Вильчек В.М. Алгоритмы истории. М.: Прометей, 1989.

Волков Ю.Г., Поликарпов В.С. Интегральная природа человека: Естественнонаучный и гуманитарный аспекты. Ростов-н/Д: Изд-во РГУ, 1993 288 с.

Гаджиев К.С. Политическая идеология: концептуальный аспект. // Вопросы философии. 1998. № 12. С.3-20.

Гилинский Я.И. Социология девиантного поведения как специальная социологическая теория.// СоцИс. 1991. № 4. С.72-78.

Гилинский Я.И. Творчество: норма или отклонение? // Социс. 1990. N 2. С. 41 - 49.

Грицанов А.А., Овчаренко В.И. Человек и отчуждение. Минск: Вышейшая школа, 1991. 128 с.

Дембовский Я. Психология обезьян. М., 1963.

Дружинин В.Н. Психодиагностика общих способностей. М.: Издательский центр "Академия", 1996. 224 с.

Дьюсбери Д. Поведение животных. Сравнительные аспекты. М.: Мир, 1981. 480с.

Дюркгейм Э. Самоубийство.// Тексты по истории социологии XIX - XX вв. Хрестоматия./ Сост. и отв. ред. В.И. Добреньков, Л.П. Беленкова. М.: Наука, 1994. С.312-327.

Жданов Ю.А. Социальная природа фашизма. // Известия высших учебных заведений. Северо-Кавказский регион. Общественные науки. 1995. № 1. С.3 - 9.

Залысин И.Ю. Структурные и политические источники насилия. // Социально-политический журнал. 1998. N 1. С.96 - 111.

Казначеев В.П., Спирин Е.А. Космопланетарный феномен человека. Новосибирск: Наука, 1991. 304с.

Камю А. Миф о Сизифе. Бунтарь. Минск: ООО "Попурри", 1998. 544 с.

Каневский Л. Каннибализм. М.: КРОН - ПРЕСС, 1998. 544 с.

Карлоф Б. Деловая стратегия (концепция, содержание, символы). М., 1991.

Карпинский В.В., Карпинский К.В. Синергетика человеческой жизни. // Великие преобразователи естествознания. Илья Пригожин. Х IV международные чтения. Минск: Изд- во БГУИР, 1998. С.85 - 86.

Кветной И.М. Вездесущие гормоны. М.: Молодая гвардия, 1988. 190 с.

Князева Е.Н., Курдюмов С.П. Антропный принцип в синергетике. // Вопросы философии. 1997. № 3. С.62-79.

Князева Е.Н., Курдюмов С.П. Интуиция как самодостраивание. // Вопросы философии. 1994. № 2. С.100 - 122.

Князева Е.Н., Курдюмов С.П. Синергетика как новое мировидение: диалог с И. Пригожиным. // Вопросы философии. 1992. №12. С.3-20.

Козелецкий Ю. Человек многомерный (Психологические эссе). Киев: Лыбидь, 1991. 288 с.

Косвен М. Преступление и наказание в догосударственном обществе. М.; Л., 1925.

Косвен М.О. Очерки истории первобытной культуры. М.: Изд-во АН СССР, 1953. 208 с.

Крафт-Эбинг Р. Половая психопатия с обращением особого внимания на извращение полового чувства. СПб., 1909.

Кузнецов Н.С. Человек: потребности и ценности. Закончится ли спор Иисуса Христа с Великим Инквизитором? Свердловск, 1992.

Кууси П. Этот человеческий мир. М.: Прогресс, 1988. 368с.

Лем С. Маркиз де Сад: насилие над культурой. // Человек: образ и сущность (гуманитарные аспекты). Природа насилия. Ежегодник РАН ИНИОН. М., 1995. С.197 -205.

Леонгард К. Акцентуированные личности. Киев: Выща школа, 1989.

Лешкевич Т.Г. Размышления о порядке и хаосе. // Известия вузов. Северо-Кавказский регион. Общественные науки. 1994. № 1-2. С.71-77.

Лоренц К. Оборотная сторона зеркала. М.: Республика, 1998. 393с.

Лурье Ф.М. Созидатель разрушения. Документальное повествование о С.Г. Нечаеве. СПб.: Петро-РИФ, 1994. 416 с.

Льоренте Х.-А. Критическая история испанской инквизиции. В 2-х т. М.:Соцэкгиз, 1936.

Маркарян Э.С. Теория культуры и современная наука (логико-методологический анализ). М.: Мысль, 1983. 284 с.

Мегрелидзе К.Р. Основные проблемы социологии мышления. Тбилиси: Мецниереба, 1973. 438 с.

Меннинг О. Поведение животных. Вводный курс. М.: Мир, 1982. 360с.

Мечников И.И. Пессимизм и оптимизм. М., 1989.

Миклухо-Маклай Н.Н. Собр. соч. в 5 т. М.;Л., 1950. Т.2.

Моисеев Н.Н. Человек во Вселенной и на Земле. // Вопросы философии. 1990. № 6. С.34-45.

Морган Л.Г. Древнее общество. Л.,1934.

Москаленко А.Т., Сержантов В.Ф. Смысл жизни и личность. Новосибирск: Наука. Сиб. отд-ние, 1989. 205 с.

Назаретян А.П. Историческая эволюция морали: прогресс или регресс? // Вопросы философии. 1992. N 3. С.82 - 94.

Никитин Е.П., Харламенкова Н.Е. Самоутверждение человека. //Вопросы философии. 1997. N 9. С. 96 - 117.

Ницше Ф. Сочинения в 2 т. М.: Мысль, 1990.

Нравственность, агрессия, справедливость. (Сокращенное изложение главы из книги Креч Д., Крачфилд Р., Ливсон Н. Элементы психологии. Нью-Йорк, 1974). // Вопросы психологии. 1992.№ 1-2. С. 84-97.

Орлова И.Б. Самоубийство - явление социальное. // СоцИс. 1998. № 8. С. 69-73.

Осипова О.С. Девиантное поведение: благо или зло? // СоцИс. 1998. №9.

Поршнев Б.Ф. Социальная психология и история. М.: Наука, 1979. 232 с.

Пригожин И. От существующего к возникающему. М.: Наука,1985.

Пригожин И., Стенгерс И. Порядок из хаоса. Новый диалог человека с природой. М.: Прогресс,1986.

Скворцов Л.В. Насилие и проблема надежности бытия.// Человек: образ и сущность (гуманитарные аспекты). Природа насилия. Ежегодник РАН ИНИОН. М., 1995. С.11-35.

Скрипник А.П. Моральное зло в истории этики и культуры. М., 1992.

Смелзер Н. Социология. М.: Феникс, 1994. 688с.

Сорокин П.А. Человек. Цивилизация. Общество. М.: Политиздат, 1992.

Токарев С.А. Ранние формы религии. М., 1964

Федоров Ю.М. Сумма антропологии. Кн.2. Космо-антропо-социо-природогенез Человека. Новосибирск: "Наука". Сибирская издательская фирма РАН, 1995. 430 с.

Франкл В. Человек в поисках смысла. Сборник. М.: Прогресс, 1990. 368 с.

Фрезер Дж. Золотая ветвь: Исследования магии и религии. М.: Политиздат, 1986. 830 с.

Фромм Э. Бегство от свободы. М.: Прогресс, 1989. 272 с.

Фромм Э. Анатомия человеческой деструктивности. М.: Республика, 1994. 447с.

Хайдеггер М. Письмо о гуманизме.// Проблема человека в западной философии. М., 1988.

Хакен Г. Синергетика. Иерархии неустойчивостей в самоорганизующихся системах и устройствах. М., 1985.

Хьелл Л., Зиглер Д. Теории личности (Основные положения, исследования и применение). СПб.: Питер Пресс, 1997. 608с.

Чеченцы: история и современность./ Сост. и общ. ред. Ю.А. Айдаева. М.,1996.

Шовен Р. Поведение животных. М.: Мир, 1972. 488с.

Эфроимсон В.П. Генетика этики и эстетики. СПб.: Талисман, 1995.- 288с.

Adler A. The Individual Psychology of Alfred Adler: A Systematic Presentation of Selections from his Writings. H.L &R.R. Ansbacher (Eds.). New York: Basic Books,1956.

Adler A. Superioriti and Social Interest: A Collection of Later Writings. H.L.& R.R. Ansbacher (Eds.). Evanston, IL: Northwestern University Press., 1964.

Bandura A. Aggression: A Social-learning Analysis. Englewood Cliffs. N ewY ork: Prentice-Hall, 1973.

Bickerman E. Four Strange Books of the Bible. Jonah. Daniel. Koheleth. Esther. NewYork, 1967.

Bolton R. Aggression and Hupoglycemia among the Quolla: a Studyin Psychobiological Anthropology.// Ethnology. 1973.N 3. P.227-259.

Bowen R. A Model of Civil Violence. International Political Science Association. VIII world congress. Bruxelles, 1970.

Brown P. Cannibalism.// The Encyclopedia of Religion. N ewY ork, L ondon, 1987. Vol. 3.

Maslow A.H. Toward a Psychology of Being. New York: Van Nostrand, 1968.

Maslow A.H. Motivation and Personality. New York: Harper and Row, 1987.

Rogers C.R. A Theory of Therapy, Personality and Interpersonal Relationships, as Developed in the Client-centered Framework.//Koch S. Psychology: A Study of a Science. Vol.3. New York: McGraw-Hill, 1959. P. 184-256.

Scott J.P. Aggression. Chicago, 1968.

Wilder J. Sugar Metabolism in its Reiation to Criminality.// Handbook of Correctional Psychology. N ew Y ork, 1947.

Zinn H. A People's History of the United States 1492 - Present. New York, 1995.

Nishida T., Haraiwa-Hasegawa M., Takahata Y. Group Extinction and Female Transfer in Wild Chimpanzees in the Mahale National Park, Tanzania. // Zeitschrift fur Tierpsychologie. 1985. V. 67. P.284-301.

Volhard E. Kannibalismus. Stuttgart, 1939.